Кот, который жил роскошно - [64]

– По радио сообщили.

– Уверены? Может быть, в какой-нибудь другой гостинице? – Юпитер огляделся по сторонам и быстро нацарапал на салфетке: «Не могу говорить». – Кофе закипел. Налить чашечку?

– Нет, благодарю, я уже выпил три в кафе. – Он соскользнул с табурета. – Если всё ещё заинтересованы в джаз-сейшне, приходите сегодня вечерком?

– Отлично! Какие-нибудь пожелания?

– Ваш выбор, только давайте обойдемся без вопящих труб. От них кошки в штопор входят. Я лично предпочитаю саксофон. Давайте часиков в восемь, идёт?

Перед тем как выйти на эскалатор, Квиллер огляделся в поисках возможных неприятностей, затем съехал вниз, размышляя над тем, что радиостанция, на которую настроен его приёмник, как и «Зыбь», принадлежит Пенниманам. Чтобы узнать о тройном убийстве, следовало подождать выхода «Прибоя», визита бармена с джазовыми пластинками или возвращения Хеймса.

Вернувшись в 14-А, он увидел миссис Джаспер на кухне, где за каждым её движением наблюдал Коко.

– Кажется, он мне указывает, что и как делать, – сказала она. – Я сейчас понесу полотенца и бельё в прачечную и, прежде чем вернусь, перекушу.

Квиллер направился в библиотеку просмотреть заметки, которые он сделал, разглядывая фотографии в публичной библиотеке. Коко отправился следом и, запрыгнув на стол, занял обычный пост на альбоме репродукций Ван Гога. Он мог бы сесть на альбомы Сезанна, Рембрандта или любого другого гения, но предпочитал сидеть на Ван Гоге, самодовольно умываясь. Квиллеру пришло в голову, что Винсент, перс Бессингер, наверное, тоже сидел на этом альбоме, выжидая время, для того чтобы стырить фишку от скрэбла.

Из своих заметок он смог восстановить романтическое прошлое «Пальмового павильона». Харрисон Пламб праздновал день рождения дочери, устроив концерт, на котором выступал струнный квартет из Пеннимановской консерватории. Уилбертоны приглашали на лекции профессора антропологии из университета. Пенниманы – французского посла. Мистер и миссис Дьюксбери давали обед в честь губернатора. Никакой реставрацией и никакими вложениями средств Клингеншоеновский фонд никогда не сможет возродить былое волшебство «Касабланки» первой четверти века. Это волшебство может проявиться только в книге со снимками и текстом: эта мысль напомнила ему о фотографе. Квиллер позвонил Соргу Бутре, и ему сообщили, что фотограф на выезде. Квиллер оставил послание, с тем чтобы Бутра ему перезвонил.

Этого звонка ему не суждено было дождаться.

Когда миссис Джаспер вернулась с корзиной белья, он пригласил её в библиотеку и спросил:

– Миссис Джаспер, когда вы впервые пришли работать в «Касабланку»?

– Прямо перед кризисом двадцать девятого года. Тогда многие с крыш попрыгали. Жуть что творилось.

– Идите сюда, присядьте. Вы не вспомните фамилий людей, на которых вы тогда работали?

Она с пылающими щеками села на краешек стула, поставив корзину на колени.

– Только на одну семью я работала тогда, их было двое: отец и дочь. Он был милым человеком с небольшими усиками. Мистер Пламб – вот как его звали.

– Его дочь всё ещё здесь живет!

– Ага, на двенадцатом, мисс Аделаида. Мы с ней одного возраста.

– Дайте-ка сюда эту корзину. Устраивайтесь поудобнее, – проговорил он с внезапным порывом гостеприимства. – Хотите кофе?

– Я только что выпила хорошую чашку чая внизу, но всё равно спасибо.

– Что же вы делали для Пламбов?

– Работала прислугой. У меня была – только представьте себе! – собственная комнатка, это у молодухи из Чипмунка. В то время они нанимали много народа. Жилось привольно.

– А какой была Аделаида в молодости?

– Ох, вот уж она была красотка! Мистер Пламб её страшно баловал. Купил ей на день рождения автомобиль, и привратник возил её по Цвингер-бульвару взад-вперед, как княгиню. Помню, её первый выход в свет и то платье, что она надела, – сплошь бисер и перья и заканчивалось над коленками. Такая тогда была мода. После этого события отбоя не стало от молодых людей, все цветы да коробки шоколада приносили. И тут же мы узнали, что она обручена с самым красивым из всех них. – Миссис Джаспер печально покачала головой. – Но закончилось всё очень плохо.

– Что случилось?

– В общем, уже и день свадьбы назначили, и приглашения разослали, и в Париже подвенечное платье заказали. И вдруг что-то стряслось – как гром среди ясного неба. Мистер Пламб стал угрюмым, а мисс Аделаида надулась – прислуга на цыпочках ходила, боясь рты открыть. Я спросила экономку, и та сказала, что у мистера Пламба туго с деньгами. Потом он продал автомобиль и уволил нескольких слуг, а мисс Аделаида сидела в своей комнате и отказывалась выходить, хоть потолок тресни. Экономка сказала, что мистер Пламб заставил дочь расторгнуть помолвку. После чего он заболел и умер. – Миссис Джаспер наклонилась вперёд и широко распахнула глаза. – Но только мне кажется, что мисс Аделаида его отравила!

Квиллер, расслабившись от журчания женского голоса, едва не выскочил из кресла,

– С чего вы взяли?

– Она со мной всегда по-приятельски говорила, мы ведь одногодки.

– И что сказала?

– Она ненавидела его за то, что он сделал! Так она мне кричала, топая ногами и кидая всякие предметы. Такая распущенная была. Всегда получала что хотела и делала что хотела. Поэтому и отравила отца-то.