Кот, который играл в слова - [48]

— Ничего особенного, — ответил Банзен, — но, если ты намерен отослать Тейту те фотографии, тебе стоит поторопиться. Он через пару дней покидает страну.

— Откуда ты знаешь?

— Я столкнулся в пресс-клубе с Лоджем Кендалом. Тейт уезжает в воскресенье утром.

— В Мехико? — спросил Квиллер, усы которого дёрнулись от напряженного внимания.

— Как бы не так. Ничуть не бывало. А ты уж и раззадорился бы, направляйся он в Мехико, а? — поддразнил фотограф.

— Ну так куда же он?!

— В Данию!

На следующее утро Квиллер легко пробудился — после ночи дурацких сновидений, с которыми рад был покончить. В одном из эпизодов этих грёз он летел в Орхус, чтобы стать свадебным генералом на великосветском бракосочетании двух кастрированных кошек.

Перед уходом в офис он позвонил Тейту и предложил на следующий день доставить ему фотографии нефрита. Поинтересовался он и кошечкой и ужаснулся, услышав, что Тейт выгнал её из дому — на самостоятельный прокорм.

— Вы могли бы взять её назад? — спросил Квиллер, сдерживая гнев. Он питал особое отвращение к людям, которые плохо обращаются с животными.

— Она ещё на участке, в саду, — ответил Тейт. — Всю ночь выла. Я впущу её в дом, так и быть… А много ли у вас фотографий?

В этот день Квиллер усердно и быстро работал в офисе, а клерк отдела публицистики избавлял его от телефонных звонков и непрошеных посетителей на том простом основании, что ни похвалы, ни споры, ни исключения из правил не разрешаются.

— Извините, у него дедлайн.

Он прервал работу лишь один-единственный раз, чтобы позвонить бывшей домоправительнице Тейта.

— Миссис Хоукинс, — сказал он, придавая голосу надменную растяжку, — это знакомый мистера Тейта с Тёплой Топи. Я вскоре женюсь, и нам с женой нужна домоправительница. Мистер Тейт весьма рекомендует вас…

— Ох, он рекомендует, в самом деле рекомендует?! — с настороженной интонацией спросил довольно мелодичный голос.

— Не могли бы вы сегодня вечером прийти побеседовать на «Виллу Веранда»?

— А кто будет? Только вы? Или будет и леди?

— Моя невеста сейчас, к сожалению, в Токио, и мне придётся взять на себя все приготовления.

— О'кей, босс. Я приду. В котором часу?

Квиллер назначил встречу на восемь вечера. Порадовался, что на самом деле ему не нужна домоправительница. Задался вопросом, не была ли миссис Хоукинс примером неразумной Тейтовой бережливости.

К тому времени, когда миссис Хоукинс явилась на собеседование, начался дождь, и она вошла с мокрым зонтиком, в мокром дождевике поверх безвкусного розово-зелёного платья. Квиллер заметил, что ворот платья был из тех, которые сползают с плеча при самом незначительном движении, — в нём имелся разрез в сторону шва. Глаза у женщины оказались нагловатые, а при ходьбе она кокетливо передергивала плечами. Она напоминала нахальных, игривых самок в пору, когда они молоды и привлекательны, — но у миссис Хоукинс не было ни того ни другого.

Он с подчёркнутой чопорностью предложил ей стакан шерри — «в самый раз по погоде», — налил тёмно-янтарного зелья из обширных запасов бара Гарри Нойтона. Наполнил необыкновенно большой стакан, и ко времени, когда деловые темы — опыт, рекомендации, жалованье — были исчерпаны, миссис Хоукинс расслабилась на подушках замшевого дивана и приготовилась к неофициальной части вечера.

— Вы — один из тех газетчиков, которые приходили в дом делать снимки, — объявила она на этой точке, прыгая по нему глазами. — Я помню ваши усы. — Она обвела рукой обстановку комнаты: — Вот уж не знала, что репортёры делают такие деньги.

— Разрешите вам подлить, — сказал Квиллер.

— А вы что ж не пьете?

— Язва, — ответил он с видом жалости к себе.

— Боже ж ты мой, я всё об этом знаю! — воскликнула миссис Хоукинс. — Я же стряпала этим двум язвенникам с Тёплой Топи. Иной раз, когда поблизости не случалось мистера Тейта, она приказывала мне приготовить ей большую тарелку жареного кольцами французского лука, а ведь нет ничего вреднее для язвы, чем жареный французский лук, но я не спорила. Никто с ней спорить не смел. Каждый на цыпочках кругом ходил, и, когда она в колокольчик забрякает, всякий бросал всё и кидался посмотреть, чего ей надо. Но я была не против, потому как если уж заколачивать Пети-мети — так лучше стряпать на парочку больных, чем на целый дом голодных недоростков. И мне там подсобляли. Паули очень выручал. Он ласковый был мальчик, и это ужас как скверно, что он обернулся воришкой, но ведь так всегда получается с иностранцами. Не пойму я иностранцев. Она тоже была иностранка, хотя уже ох как давно сюда приехала, и только под конец принялась орать на нас всех на своем чужеземном языке. И на мужа — тоже вопила. Боже ж ты мой, ну и терпение было у этого человека — ни дать ни взять как у святого! Конечно, у него была эта мастерская, чтобы быть хоть чуточку счастливее. Он был псих насчёт этих камушков! Однажды целиком купил гору — где-то в Южной Америке. Ей-то уж полагалось быть битком набитой нефритом, да мне кажется, и она мало чего дала. Однажды он предлагал мне большую нефритовую брошку — но я не брала. Я из этого ничего не поимела! — Миссис Хоукинс внушительно повращала глазами. — Он до того разволновался, когда вы пришли снимать его финтифлюшки, что я прямо удивилась, — из-за его отношения к «Дневному прибою». — Она умолкла, осушая стакан. — Вкусно-то как! Ещё, что ли, глоточек? И покандёхаю домой.