Косыгин - [15]

Одна из главных тем рабселькора Косыгина — сбор паевых взносов. Он уже не ограничивается призывами, как в канун Масленицы. Когда товаров не хватает и они бронируются за пайщиками, тогда работать легче, замечает Косыгин в статье «Экзамен потребкооперации» (10 марта 1928 года). Ограничил отпуск товаров «не полнопайным» и — порядок. «Но такое положение дел долго продолжаться не может. Уже сейчас благодаря большой массе товаров, направленных в деревню, положение начинает резко меняться: большая часть товаров становятся не дефицитными… Следовательно, методы работы по кооперированию и сбору паев должны быть изменены».

Публикации, вернувшиеся из забвения, говорят и о личном мужестве Косыгина. В корреспонденции «Как исправить недочеты» (25 апреля 1928 года) он пишет о хищениях в Киренском городском кооперативе, со знанием дела анализирует финансовые дела. «Вместо осуществления контроля ревизионная комиссия лишь выписывала себе содержание, которое горпо за год стоило 2.060 руб. 71 коп. На израсходованную сумму по содержанию ревизионной комиссии можно содержать постоянного платного работника».

Поглубже разобравшись в местных делах, Косыгин, заведующий отделом правления Ленсоюза, предложил объединить товарные операции Ленсоюза и горпо. А это затрагивало интересы многих. В городе, округе возникли споры, они даже выплеснулись на страницы «Ленской правды». Один из оппонентов Косыгина, подписавшийся красочным псевдонимом Редстаар, предположил, что, добиваясь объединения, кооператоры хотят спасти аппарат. «Это было бы слишком близоруко, — отвечает Косыгин. — Вопрос выдвигается в порядке проведения рационализации нашего аппарата». — И выстраивает систему аргументов в пользу объединения. Экономия только по ряду статей расходов, «по предварительному, весьма осторожному, подсчету составит 21.608 рублей».

Два года работы в Киренске были весьма успешными. Косыгин состоялся как специалист, и Сибирский краевой союз предложил ему работу в Новосибирске. Возможно, он так и пошел бы по кооперативной линии, и о нем сегодня знали бы только историки кооперативного движения, но он сделал новый выбор. С чем это было связано?

«Пришлось покинуть ряды кооператоров»

Сибирские годы, по словам самого Косыгина, стали для него богатейшей жизненной школой. В беседах с академиком Ойзерманом он часто к ним возвращался.

Из рассказов Алексея Николаевича ученый узнал, что самыми деятельными организаторами кооперативного движения в Сибири зачастую оказывались бывшие меньшевики и эсеры. И вовсе, конечно, не потому, что они горячо восприняли ленинский тезис о решающей роли кооперации в построении социализма. Они были завзятыми кооператорами и в 1918 году, когда Советы занимались ликвидацией кооперативов, которые изображали как разновидность капиталистического предпринимательства. Теперь же меньшевики и эсеры, вынужденные отойти от политической деятельности, отдавали свою нерастраченную энергию кооперативной работе, уже признанной и одобренной Лениным. Впрочем, политически лояльная позиция бывших социал-демократов и социалистов-революционеров не спасла их от карающей руки. Почти все они были репрессированы в первой половине 30-х годов. Это пагубным образом сказалось на судьбе сибирской потребительской кооперации, мощной, широко разветвленной, достигавшей самых глухих уголков страны системы товарного обмена и снабжения населения.

Алексей Николаевич с горечью говорил о том, как беспощадно, бессмысленно расправились с этими бывшими противниками большевизма, которые самоотверженно трудились в сибирской глухомани, надеясь мирной работой способствовать осуществлению своих отнюдь не буржуазных идеалов. Становится понятно, почему в 1930 году Алексей Николаевич покинул полюбившуюся ему (как он не раз говорил) Сибирь и возвратился в Ленинград. Ведь многие из тех, с кем он работал в потребкооперации, были меньшевиками и эсерами, «врагами народа». Создавалось впечатление (вернее, такое впечатление создавали), что те работники потребкооперации, кто не был меньшевиком или эсером, по меньшей мере утратили бдительность, а то и вовсе стали пособниками «врагов народа». Алексей Николаевич был членом партии, одним из руководителей сибирской потребкооперации. Но он не чувствовал своей вины, которую якобы обязан был сознавать. Складывалась ложная, полная фальши ситуация, терпеть которую он не хотел. И все же главное состояло отнюдь не в этой угрозе быть объявленным пособником мнимого врага или даже претерпеть его горькую судьбу. Ведь Алексей Николаевич не только не чувствовал себя виновным, но был также убежден, что невиновный всегда сможет оправдаться. Вера в правду, которая, несмотря ни на что, побеждает кривду, не оставляла его в те времена. Главное, почему он, как однажды выразился, «покинул ряды кооператоров», состояло в том, что коллективизация, развернувшаяся в Сибири, означала, как это ни странно, дезорганизацию и в значительной мере разрушение мощной, охватывающей все уголки Сибири кооперативной сети. Если вдуматься, в этом нет ничего удивительного. Ведь потребкооперация покупала и продавала продукцию крестьян-единоличников. Исчезновение этой категории товаропроизводителей, появление колхозов и совхозов означало замену существовавших до этого товарно-денежных отношений обязательными государственными поставками. Это относилось не только к зерновому хозяйству и животноводству, но и к плодоовощной продукции, пчеловодству, охотничьему промыслу, рыболовству и т. д. Сфера деятельности потребительской кооперации предельно ограничивалась, что вполне соответствовало интересам командно-административной государственной системы с ее жестким централизмом, нетерпимым ко всякой, пусть и весьма относительной, самостоятельности, без которой немыслимо существование потребительской кооперации.