Косые тени далекой земли - [12]

– А что же случилось с представительством в Мадриде?

– Его закрыли в середине октября. А те, кто еще оставался там, то есть секретарь Такаока с женой и секретарь представительства, господин Миядзава, переправились за границу тем же маршрутом, что и господин Масуяма.

– Середина октября… то есть всего через три месяца после начала войны. Как быстро, однако, было принято решение о закрытии.

– В то время Япония была на стороне Германии и Италии, которые поддерживали мятежную армию Франко, поэтому находиться под крылом республики, за которой стояла Россия, было не очень удобно. К тому же, как мне кажется, известную роль сыграл и тот факт, что именно тогда мятежники взяли Мадрид в клещи, с севера и юга, и опасность стала уже неминуемой.

Рюмон раздавил сигарету в пепельнице.

– Если вы помните, как раз в то время японский генштаб вел секретные переговоры, пытаясь заключить с нацистской Германией антикоммунистический договор. Печать на нем поставили в конце ноября, то есть дней через сорок после закрытия представительства в Мадриде. Я бы предположил, что для заключения договора было необходимо как можно скорее оставить Мадрид. Как вам кажется? – спросил Куниэда.

– Да, вы, безусловно, в чем-то правы. Я, однако, сомневаюсь, что служащие мадридского представительства знали что-либо об антикоммунистическом договоре. Ведь о переговорах долгое время ничего не знали и в самом министерстве.

Рюмон вернул разговор в его главное русло:

– А группа, в которой был секретарь Такаока, они тоже, вырвавшись из Испании, поехали в Сен-Жан-де-Люс?

– Нет, насколько я знаю, нет. Такаока некоторое время проработал в Чехии, затем, по-моему в следующем году, то есть в конце двенадцатого года эры Сёва, вернулся в Испанию, в лагерь Франко. В Саламанке заново учредили японское представительство, и, если мне не изменяет память, его назначили временным заместителем посланника.

– Ну конечно. Именно тогда японские власти оставили надежду на республиканское правительство и признали правительство Франко, не правда ли?

Тикако, которая до сих пор молчала, вдруг произнесла:

– Простите, что прерываю вас, но прием уже подходит к концу, и, вероятно, разговор лучше продолжить в каком-нибудь ином месте.

4

Барбонтин и Ханагата Риэ вошли внутрь здания.

По-видимому, открытие двери производилось охранниками из какого-то другого помещения, в вестибюле никого не было. Под высоким потолком висела одинокая лампочка без абажура, настолько тусклая, что и узора на плитках пола было не разглядеть.

Они поднялись по главной лестнице. Дошли до верхнего, третьего, этажа, и Барбонтин свернул налево. В каменном коридоре было зябко. Коридор кончился дверью. За матовым стеклом бледно горел свет. На двери никаких надписей.

Вошли в комнату. Здесь пол был деревянный, пахло маслом и плесенью.

Перед зашторенным окном стоял покрытый бесчисленными царапинами письменный стол, за столом, лицом к двери, сидел человек.

Это был мужчина лет сорока, с кайзеровскими усами и в очках в черной оправе. Волосы у него остались только по краям головы, макушка сверкала лысиной. Одет он был броско – хороший костюм из серого твида, белая рубашка с запонками и ярко-красный шерстяной галстук. Больше в помещении никого не было.

Риэ как будто невзначай оглядела комнату.

Контора эта, размером в 10 татами[10] меблирована была весьма скудно: два серых металлических шкафа, видавших виды, один маленький столик и три складных стула. По грязным обоям полз таракан.

Мужчина, облокотившись на стол, вертел в руках ручку. Из-под рукавов выглядывали блестящие желтые запонки.

Барбонтин достал паспорт Риэ, положил его на стол и официальным голосом отчеканил свой рапорт.

– Майор Клементе, по вашему приказу доставлена сеньорита Анагата. Имя: Риэ Анагата, место жительства: съемная квартира на улице Принсипе. Студентка из Японии, учится в Мадридском университете, по ее словам, проживает в Испании примерно полгода.

Как и все испанцы, он произносил ее имя без первой буквы «X»[11] – Анагата.

Человек за столом, которого Барбонтин назвал майором Клементе, положил ручку на стол и потянулся за паспортом. Мельком проглядев его, пристально посмотрел на Риэ. Его взгляд, холодный и тяжелый, легко сбил бы таракана со стены.

Барбонтин продолжил с рвением в голосе:

– На данный момент она не признает, что убила Хулиана Ибаррагирре.

Риэ немедленно запротестовала:

– Что вы такое говорите?! Вы же обещали не обращаться со мной как с преступницей.

Барбонтин посмотрел на Риэ:

– Я не сказал, что ты убийца.

– Все равно, по вашим словам выходит, будто я убила его и не признаюсь в этом. Могли хоть сказать, что я настаиваю на своей невиновности.

Барбонтин перевел взгляд на майора:

– Вот такое положение.

От неотрывного взгляда Клементе девушке стало не по себе.

Наконец он заговорил:

– Ну, так убила ты его или нет?

Риэ едва сдержала гнев.

– Нет. Все было так, как я рассказала следователю. Майор Клементе, вы ведь уже слышали его донесение?

Когда Риэ назвала майора по фамилии, выражение его лица несколько смягчилось.

– Только вкратце, по рации. Я хочу, чтобы вы все рассказали мне еще раз, сами, и подробно.