Костяные корабли - [62]

Вся неделя оказалась больше, чем просто тяжелая физическая работа. Грубые руки стали еще грубее, усталые тела более измученными, а разум отупел от монотонной работы. Однообразие было нарушено только дважды. В первый раз, когда «Охотник Старухи», с максимальной торжественностью, какую могли организовать Сто островов, вышел из доков. Каждый подмастерье костей отложил инструменты и отправился к глубоководному доку. Так же поступили все женщины и мужчины города – за исключением команды «Дитя приливов», которую не стали приглашать, поэтому им оставалось только продолжать заниматься своими делами и слушать тех, кто присутствовал на празднике.

Все дети палубы с «Охотника» нашли себе партнера для постели, но команда «Дитя приливов» продолжала работать. Люди танцевали и пели о душах тех, кого принесли в жертву ради корабля, а они продолжали работать. Пока яркую краску разбрызгивали по кирпичам доков, они работали. И только после того как Глаз Скирит начал закрываться, на доки спустилась ночь и со стороны города раздался громкий крик, они сложили инструменты. Джорон и все остальные. И каждый испытал необычное ощущение. Они перестали что-либо слышать, словно кто-то с двух сторон прижал к их головам подушки, а над крышами зданий на мгновение возникло ярко-синее сияние.

– Это ветрогон, хранитель палубы, – сказал стоявший рядом Меванс и усмехнулся, но не из-за удивления, появившегося на лице Джорона, просто Меванс постоянно улыбался. – Ощущение, появившееся у тебя в ушах, есть следствие того, что ветрогон изменяет воздух. Команда захочет посмотреть, как «Охотник» уходит.

– Верно, – сказал Джорон. – Они упорно работали, и нам следует их наградить.

Женщины и мужчины, которым Миас доверила работать на «Дитя приливов», пошли вместе с ним. Они спустились в док, чтобы посмотреть, как «Охотник Старухи», огромный, но грациозный, поворачивается у входа в гавань, точно устремленная ввысь белая башня. Джорон уловил призыв ветрогона, и воздушные течения помчались к кораблю, чтобы подтолкнуть клюв «Охотника Старухи» в сторону моря. Зазвучала песня, скорбная и безжалостная, но знакомая и одновременно имевшая некий постоянно ускользавший смысл. Когда «Охотник Старухи» развернулся, зов ветрогона изменился, стал, как показалось Джорону, более древним и печальным.

На миг у него возникло ощущение, будто земля под ногами содрогнулась, но остальные ничего не почувствовали. Затем наступило затишье, уши у Джорона перестали болеть, шум исчез, однако вскоре боль в ушах вернулась, воздушный кулак расправил крылья «Охотника Старухи» и вынес его из бухты на башне плотного плетения вариска. Если бы Джорон не знал, что это магия ветрогона, наполнявшего воздухом крылья корабля, он мог бы с легкостью поверить, что именно крики горожан придали ему сил. Или голоса команд других безупречно белых костяных кораблей, выстроившихся вдоль поручней и наблюдавших за «Охотником Старухи» с восемью голубыми зоресветами, скользившим из бухты, пока он не остановился и не бросил стоп-камень уже снаружи гавани.

– Я думал, он направится на север, – сказал Меванс.

– На север? А мне казалось, что неприятности возникли на юге, – сказал Джорон.

– Как и мы все, – кивнул Меванс. – Но мои знакомые на борту корабля сестры Миас сказали, что они направляются на север. Пустые моря и легкое путешествие, так что это меня не удивило бы.

– Верно, – сказал Джорон.

Но он не был в этом уверен и сомневался, так ли все обстоит на самом деле, ведь Джорон знал, что миссия «Дитя приливов» рано или поздно приведет его на север. Он понимал, что Миас и ее сестра друг друга не выносят, и все знают, что Старуха любит, когда происходит расплата.

Второй раз их напряженная работа прервалась в последний день пребывания в сухом доке. Он получился самым длинным и трудным, потому что наступил момент, когда «Дитя приливов» подняли и начали спускать в воду – задача, которую подмастерья костей делали профессионально под внимательным присмотром мастера костей Коксварда. В юности Джорон видел, как спускали на воду новый костяной корабль – последний, построенный из запаса костей, что хранились под спиральными жилищами, и до сих пор помнил радость, наполнявшую тот день. Гигантский корабль «Змей Лучник», такой белый, что это казалось невозможным, с бортами, ярко-красными от крови жертв, превратившихся в восемь зоресветов, которые парили над ним.

Джорон помнил, как тогда ему казалось, что это невероятно красиво – не смерть, но стать ценой кейшана и жить дальше частью корабля, частью флота, о котором так часто говорил его отец. Честь, о которой он мог только мечтать. Корабль начал спускаться по стапелю, постепенно набирая скорость, потом вошел в воду, вызвав огромную волну, промочившую радостно кричавшую толпу, и сам Джорон вопил так громко, как никогда прежде. Позднее отец купил кусок мяса на палочке и рассказывал ему истории о флоте.

И еще отец сказал, что надеется увидеть Джорона членом команды такого корабля. Он не мог даже подумать, что Джорон будет служить на черном корабле. Какой родитель хочет, чтобы его ребенок утонул с позором? Но иногда он ощущал вкус того мяса, пряного и чудесного – какой бывает только в воспоминаниях, – вкус, навсегда для него утраченный, как и теплое объятие отцовских рук, от которого остался лишь холод у него внутри.