Костяное веретено - [61]

Фи обернулась на звук разбитого стекла. Принц вздрогнул, вспомнив, как решил нести тарелки на чашках. С губ Фи сорвался смех, нечто среднее между выдохом и фырканьем. Глядя, как на ее лице расцветает улыбка, Шиповник ощутил, что грызущее его одиночество снова превратилось в далекий отголосок. Пусть все остальное сон, зато она была реальной. Тем ориентиром, за который он мог держаться.

В саду Фи выглядела прекрасно. На ней была кремово-белая рубашка и закатанные до колен брюки с подтяжками. На поясе болтались всевозможные инструменты: кисти трех размеров, что-то похожее на долото и набор маленьких серебряных кирок. На прицепленной к карману цепочке висело увеличительное стекло. Такой Фи себя представляла? Сонный порошок хранил память Шиповника, но сюда проскользнуло и немного ее воспоминаний. Это была какая-то более молодая версия знакомой ему девушки, менее осторожная. Даже не носила перчатку, с которой теперь, казалось, не расставалась даже во сне.

Шиповник увидел какой-то вихрь черных линий на ее коже — совершенно незнакомую отметину. Она мелькнула на ладони, когда Фи убрала волосы с глаз. Принц уже хотел задать вопрос, но тут его спутница ахнула:

— Что это?

Он обернулся и увидел белую рептилию толщиной со ствол дерева. Она обвила все одеяло для пикника и уложила голову на хвост. Круглая полупрозрачная чешуя мерцала на солнце.

— Это Змея. Иногда она охраняла меня, когда я был вне замка.

— Потрясающе, — выдохнула Фи. — Я знала, что некоторые ведьмы умеют обращаться, но детали, чешуя — и она такая здоровенная.

— Однажды я назвал ее так, и она не обрадовалась, — предупредил Шиповник.

Фи закатила глаза, но тут же закусила губу.

— Расскажи мне о них подробнее.

Грудь принца сжалась, но мысль о том, чтобы поделиться с Фи чем-то личным, не причинила ожидаемой боли. Ее интерес льстил, хотя Шиповник не сомневался: она хочет послушать не столько об избалованном маленьком принце, сколько о Великих ведьмах. Если кому он и мог доверить свои воспоминания, то именно Фи. Она собирала басни и сказки и любила старые забытые вещи.

Шиповник сел рядом с Фи на ступени замка и принялся рассказывать ей о своей жизни в Андаре, ведьмах и Шалфее. Но в основном он говорил о Камелии. Как сестра держала его руку, пока они мчались через полуночный сад, а искры его магии проносились мимо них, будто светлячки.

Как она восстановила рушащийся мост, перехватила веревками из полевых цветов трещины в камнях, а затем, поддавшись мольбам Шиповника, натянула мост из лозы между башнями замка и разрешила брату прогуляться по воздуху. Камелия вечно вышивала маленькие розочки на всем, что он носил, — защитные заклинания в форме мощнейшего символа Андара. Фи слушала с мягкой улыбкой, ее глаза сияли, будто она вспоминала это все вместе с ним.

К тому времени, как золотая пыль начала рассеиваться, рука Фи легла в руку Шиповника. Стены двора обвалились, за ними рухнули ивы, тьма расползлась по краям воспоминаний. Смех затих, а затем маленький принц, Камелия, Шалфей и Змея замигали и осыпались, как дождь из падающих звезд. Осталась только Грёза. Она с понимающей улыбкой смотрела прямо на них, словно и правда видела.

Затем чародейка тоже исчезла, и остатки ее сверкающей магии развеялись во тьме, как песок, символ магии сновидений. Шиповник крепко сжал руку Фи, единственное, что у него осталось.

Глядя на их переплетенные пальцы, он вспомнил черный силуэт, выжженный на ее ладони. Принц посмотрел спутнице в глаза:

— Фи. Что это за знак?

Но не успел он договорить, как она исчезла, а сам Шиповник вернулся в башню, серую и тусклую. Единственным ярким пятном были кроваво-красные розы.

Глава 17. Шейн

Шейн хлопнула себя по шее, пытаясь поймать муху, которая донимала ее последние десять минут. Насекомое изводило и лошадь, судя по тому, как животное раздраженно махало хвостом. Возникло искушение расплести косу, чтобы муха не могла подобраться, но стоило представить, как тяжелый ковер закрывает спину, и порыв умер в зародыше.

Хотя Шейн мерзла каждую ночь, которую они проводили в походе, это не мешало ей потеть под жарким полуденным солнцем. Длинная пыльная дорога иссушила ее, а сползавшая по спине капля пота сводила с ума. Шейн изогнулась в седле, почесывая позвоночник, и Фи странно на нее посмотрела. Наемница решила не принимать это на свой счет. Ее напарница уже несколько дней вела себя странно.

Крюк в призрачное поместье на деле существенно облегчил им путь. Когда через два дня они выползли из подлеска, то снова очутились на широкой торговой дороге, и стало гораздо проще спускаться по восточным склонам гор, ведь обрывы и скалистые утесы сменили широкие, усеянные цветами поляны и виноградные лозы.

Два дня спустя под ярким голубым небом они пересекли границу герцогства Беллисия.

Именно тогда Фи начала вести себя странно — во всяком случае, еще страннее, чем обычно. Накануне ночью она часами смотрела на огонь, складывая и разворачивая носовой платок, пока у Шейн не возникло желание выхватить маленький квадратик ткани и сжечь его, просто чтобы немного успокоиться. Напарница тоже нервничала, практически огрызалась, если Шейн спрашивала, куда они направляются. Ну и дела. А ведь Фи следовало радоваться. Беллисия была сердцем стражей границы, имела постоянный гарнизон, в отличие от маленьких горных городков, которые полагались на нечастые патрули, а значит, охотники на ведьм не бродили вокруг, назначая награды за их головы.