Костяное веретено - [60]

Камелия отвернулась, закрыв глаза, словно от невыразимой боли. Шиповник оперся рукой о стену. Знал ли он тогда, как ей грустно? Или увидел это лишь сейчас, когда тревога и горе отразились на ее юном лице? Он хотел подойти к ней, обнять и извиниться, но не мог вынести того, что сестра рассыплется в золотую пыль.

Лицо юного принца было безжалостным, искаженным горем и яростью.

— Уезжай и оставь меня здесь, в этой клетке. Как всегда делаешь. Как все всегда делают, — тише повторил Шиповник, отвернувшись к окну.

Камелия вышла в зал, и лепестки роз осыпались с ее макушки, словно нежный дождь. Шиповник закрыл глаза и взмолился о другом воспоминании — единственном проблеске счастья, который он унесет с собой в мир без сестры.

Пожалуйста.

Откуда-то из-за стен раздался смех.

Шиповник открыл глаза. Двенадцатилетнее «я» исчезло. Свет изменился, окна были распахнуты, сквозь них лилось птичье пение. Принц обнаружил, что его тянет на звук смеха, куда-то вдаль, через сверкающие залы.

Когда Шиповник толкнул дверь во двор, посыпался дождь из золотого песка. Поначалу солнечные лучи так слепили, что принц почти ничего не видел, только косматую иву и качающиеся на тонких стеблях маргаритки. Затем он моргнул, и фигуры стали четче.

Там развернулся пикник. Золотоволосый мальчик сидел посреди большого одеяла, заставленного пирогами, пирожными, сливками и клубникой — ничего полезного.

Все блюда принесли по воле пятилетнего Шиповника. Он сидел рядом с Грёзой; ее черные кудри перехватывал желтый шарф в тон золотой мантии. Ведьма откинула голову назад и рассмеялась — сочным, красивым смехом. Он был таким заразительным, что обычно в итоге все три уважаемые «Великие» ведьмы просто покатывались, держась за животики.

Рядом стояла высокая Змея в своей белой тунике. Она скрестила руки на груди, но ее губы изогнулись в улыбке. На одном пальце болталась пустая чашка.

И тут раздался звонкий смех, похожий на колокольчик. Шиповник резко вздохнул, когда юная Камелия, которой в этом воспоминании едва исполнилось двадцать, плюхнулась на одеяло рядом с принцем.

Он видел, как отдает сестре недоеденный кусок пирога, но только прежде украв самую сочную на вид малину грязной маленькой рукой. Возможно, старший брат Шалфей не ошибался, когда звал Шиповника неисправимым бесенком.

Словно призванный мыслями, над садом пронесся голос молодого человека:

— Опять безобразничаешь?

Шиповник вскинул голову. Шалфей перегнулся через подоконник, скрестив руки на груди, на голове у него сияла корона.

Долговязый юноша с золотисто-каштановыми волосами, в семнадцать лет он уже был королем Андара, после того как горе до срока свело их отца в могилу. Лучше всего Шиповник запомнил, как Шалфей сидел в зале для аудиенций, слушал советников в синих мантиях, опершись локтем о подлокотник трона из розового дерева, а затем ловил в душной толпе взгляд братишки и подмигивал так быстро, что никто другой не замечал.

Юный Шиповник побежал под окно, протягивая раздавленную малину:

— Шалфей! Вылезай к нам!

Тот покачал головой.

— Достойные короли не вылезают через окна.

Лицо маленького принца сморщилось.

— Но вчера…

— Король ничего не знает о том, что произошло вчера, — перебил Шалфей, театрально откинув плащ, хотя Шиповник видел, как озорно сверкают глаза брата. — И, если я правильно помню, ты поклялся хранить все в тайне.

— Ты ведь мне расскажешь, не так ли, братик? — рассмеялась Камелия, схватив Шиповника за плечи и сжав его, а он принялся вырываться.

Взрослому принцу пришлось отвернуться, горе и одиночество скрутили желудок в узлы.

Хватит. Сколько можно оглядываться на все, что потерял.

Вдруг Шиповник понял, что он больше не один. Пара блестящих орехово-зеленых глаз встретилась с ним по ту сторону сада, и на лице Фи отразился благоговейный трепет. Принц вздрогнул. Он не собирался приводить ее сюда.

Фи подошла к нему, глядя на пышные сады и веревочные качели, свисающие с узловатой ветки ивы.

— Что это?

— Всего лишь сон, — ответил принц и пожалел, что слова прозвучали так горько. — Я говорил, что время от времени тебя может сюда заносить.

— Но мы же не в башне. И это ты, да? — Она указала на маленького колдуна, который напоказ подсвечивал чайник искрящимся пальцем.

— Да, — подтвердил Шиповник. — Помнишь пыль, от которой ты расчихалась? Должно быть, в песочных часах был настоящий сонный порошок. Она бы так и поступила, — добавил он, наблюдая, как Грёза потягивает светящийся чай. — Она любила прятать вещи в неожиданных местах. Когда Грёза спала, то могла ходить во снах, нашептывать людям и влиять на то, что они видят. Все это создала золотая пыль. Вот, смотри.

Шиповник склонился над цветочным ящиком, полным лютиков, провел по ним рукой — и они рассыпались, сменившись пожухлой шелухой. Принц потянулся за другим букетом.

— Не надо, — перехватила Фи его запястье. Когда он поднял голову, выражение ее лица было мягким, почти задумчивым. — Это твоя семья, да? Не хочешь немного посмотреть?

Больше всего на свете Шиповнику хотелось погрузиться в это воспоминание. Послушать смех Камелии и снова прожить эту жизнь. Но ничто из увиденного не было реальным — просто картинка из песка, манящая тем, что навсегда утрачено.