Костры на площадях - [15]

Стало тихо, и за дверью явственно послышался шорох, потом вроде вздохнул кто-то.

— А ну, ребята! — приказал дядя Петя. — Навалимся!

НАЧАЛО ДРУЖБЫ

Дверь долго не поддавалась, скрипела, визжали петли, от ударов сыпалась штукатурка. Наконец хряснул замок, дверь не спеша открылась. И тут же возглас изумления вырвался у всех — в углу низкой комнаты с единственным узким окошком под потолком лежал молодой бурый медведь с маленьким серебряным кольцом в носу. От металлического ошейника шла цепь, прикрепленная к вделанному в стену крюку. Медведь поднялся, мотнул головой и прорычал тихо и так жалобно, что у Феди что-то задрожало внутри.

— Сволочи, — сказал Яша. — Драпанули, а зверя с голоду помирать бросили.

— Точно! Совсем, видать, отощал.

— Ишь, бедняга. Как бока у него ввалились!

Люди говорили, а медведь смотрел на них черными внимательными глазами. В них не было ни злобы, ни страха, ни ярости. В них была просьба. Казалось, глаза медведя говорили: «Помогите мне».

— Его б накормить, — сказал дядя Петя. — Что он ест, интересно?

Федя вспомнил, что у него в кармане ломоть черного хлеба и три вареные картофелины — мамка в дорогу дала. Федя робко, осторожно, на цыпочках подошел к медведю, достал сверток и протянул его к мохнатой морде. Две лапы проворно схватили сверток, отлетела в сторону бумага, и послышалось довольное чавканье.

— Гляди, жрет!

— Во уписывает, лохматый!

— Похоже, давно во рту маковой росинки не было.

— А барышни ихние духами пахнуть!

Рабочие развеселились, отдали Мишке все, что у них было съестного. Медведь наелся, выпил из ведра воды и головой замахал — надо полагать, благодарил за угощение. Он показался Феде совсем не страшным, и Федя подошел к Мишке и легонько погладил его впалый бок. В ответ медведь тронул мальчика лапой осторожно и мягко и почему-то громко, со свистом вздохнул.

— Ручной! — сказал Яша.

— Похоже. Все понимает.

Но когда и Яша хотел погладить медведя, тот не очень громко, но предостерегающе зарычал.

— Ну и ну! — удивился дядя Петя. — Федюху одного признал. Однако будет с медведем возиться. Давайте кончать с домом.

Рабочие ушли, а Федя остался с Мишкой — гладил его, чесал за ушами. С этого момента и началась их дружба.

Вечером, когда барский дом опечатали, возник неизбежный вопрос: что делать с медведем?

— Может, кому из мужиков отдать? — предложил кто-то.

— Нет! — закричал Федя и обнял Мишку за шею, и Мишка, почуяв беду, тоже обнял мальчика.

— Ишь, — вздохнул дядя Петя, — дите совсем медведь-то. Что делать будем, товарищи?

Папка выручил — очень даже хороший папка у Феди!

— Не бросать же зверюгу, — сказал он. — Не виноват медведь за своих хозяев. Возьмем его в город. А там видно будет. Может, в какой цирк определим.

— Сейчас, пожалуй, найдешь цирк, — помрачнел дядя Петя. — Однако что ж делать? Отвязывайте!

Федя шепнул медведю в ухо:

— Все в порядке!

Люди стали отвязывать цепь от крюка, потом Федя дернул цепь и сказал радостно:

— Пошли, Мишка!

И медведь пошел за мальчиком охотно и с удовольствием.

Он прошел по знакомым коридорам и залам, ощущая внезапную перемену. В огромном доме не было тех людей, к которым он привык: Марфы, барина в вонючем халате, молчаливых слуг. Были здесь совсем другие люди, и с собой принесли они новые запахи, шум, тревогу, и все это рождало в медведе чувство скорых перемен в его жизни, и он совсем не боялся этих перемен, потому что по натуре был любопытен и деятелен.

Вышли на крыльцо, в серый недобрый вечер, и грустно было кругом, непривычно тихо, только где-то в деревне зло и голодно лаяли собаки.

Медведь подергал носом, втягивая в себя холодный воздух, и в голове у него зазвенело от вихря крепких запахов: пахло первым снегом, кострами, незнакомыми людьми, подмерзающей землей, конским терпким по́том.

По́том пахло от двух лошадей, которых он раньше никогда не видел. Лошади были запряжены в телеги, стояли поодаль и нервно приседали, всхрапывали, косили на медведя возбужденными глазами.

Увидев лошадей, медведь радостно всхрапнул: «Не бойтесь! Я хорошо знаю ваших братьев и сестер. Мы с ними были друзьями. Вот только где они?»

— Как бы не испугался Мишка наших лошадей, — сказал Яша Тюрин. — Вон как взбудоражился.

— Это они его испугались, — сказал Федя.

Медведя осторожно повели к первой подводе. А он, к удивлению всех, сам рысцой побежал к подводе и легко залез в нее.

— Вот чудеса, — сказал кто-то. — Ровно всю жизнь на телегах ездил.

Откуда рабочим было знать, что действительно Мишка не раз в своей жизни ездил на подводах и очень любил это занятие.

Пегая уставшая лошадь храпела, прядала ушами, приседала на задние ноги. Ее долго успокаивали; наконец лошадь угомонилась.

— Поехали! — услышал медведь знакомое слово.

Раньше он никогда не покидал пределы усадьбы, и вот началось первое дальнее путешествие Мишки.

Две подводы — на первой сидел медведь рядом с Федей — проехали по длинной сквозной аллее, миновали высокие ворота, и медведь увидел дальнюю дорогу, которая разрезала бесконечное поле, присыпанное первым снегом, на два белых листа и, слабо различимая, уходила куда-то в неизвестность, в новую жизнь.

Уже сумеречно было над полями, тихо и пустынно, и скоро за холмом скрылись и барская усадьба в облетевшем саду, и редкие огни деревеньки на берегу реки, и черные купола старой-престарой церкви.