Космополис - [8]

- Я и секс имела в виду?

- Не знаю. Ты скажи.

- Не такой уж расчетливый, но талант определенно есть. И ты всегда стараешься быть главным. В одежде или без. Думаю, это тоже талант.

- Но тебе чего-то не хватало. Или нет? В этом была вся суть, - продолжил он, - Талант и энергичность использовались на благо общества.

Она искала свои туфли.

- Но это больше не так, - сказала она.

Он смотрел на нее и думал. Думал о том, что ему не нравится удивляться. Даже если его удивит такая женщина как она, которая могла бы научить его смотреть и чувствовать удовольствие, плавящееся в красочных картинах.

Она нырнула под кровать, в поисках туфель. Но до того, как вытащить их из-под одеяла, упавшего на пол, она посмотрела ему в глаза.

- Это не так после того, как в твоей жизни появилось сомнение.

- Сомнение? Что такое сомнение? - спросил он, - Нету никакого сомнения. Никто больше не сомневается.

Она надела туфли и поправила юбку.

- Ты думаешь, что интереснее сомневаться, чем действовать. Ведь чтобы сомневаться нужна смелость.

Она все еще шептала, но теперь отвернувшись от него.

- Если это делает меня сексуальнее, почему ты уходишь?

Она собиралась ответить на звонок с телефона в кабинете.

Он одел только один носок, когда вдруг вспомнил - г. триакантос. Он знал, что вспомнит, и не ошибся.

Латинское название дерева во внутреннем дворе - гледиция триакантос. Медово-белая акация.

Теперь он чувствовал себя лучше. Он знал, кто он такой и, дотянувшись до рубашки, начал одеваться быстрее.

Торвал стоял за дверью. Когда Эрик вышел, он даже не посмотрел на него. Не обронив ни слова они доехали на лифте до холла. Торвал вышел первым, чтобы проверить территорию. Эрик признавал, что его охранник делал свое дело действительно хорошо, со своеобразной хореографией, дисциплинированно и правильно.

Они направились на улицу через внутренний двор

Дойдя до машины, Торвал указал на парикмахерские по обеим сторонам от него. Затем его глаза стали холодными и неподвижными. Он слушал речь, звучащую в наушнике. Момент был напряженным, насыщенный чувством ожидания чего-то плохого.

- Угроза нарастает, - сказал он наконец, - у нас уже есть одна жертва.

Водитель открыл дверь. Эрик на него тоже не смотрел. Временами он хотел на него взглянуть, но пока не решался.

Умершим оказался Артур Рэпп, финансовый директор Международного Валютного Фонда. Его убили в Северной Корее всего минуту назад. Эрик смотрел навязчиво повторяющуюся видеозапись случившегося, пока машина медленно двигалась вперед в очередной пробке на Лексингтон Авеню.

Он ненавидел Артура Рэппа. Ненавидел даже до того, как с ним встретился. Это была кровная вражда, из-за расхождения мнений в теориях и их интерпретации. Когда он с ним встретился, жестоко возненавидел его лично.

Его убили в прямом эфире на Денежном канале. В Пхеньяне было уже заполночь, он уже заканчивал интервью для северо-американской публики, после исторического дня церемоний, собраний, ужинов, речей и тостов.

Эрик смотрел, как он подписывает документ на одном экране, а на другом - готовится встретить свою смерть.

Мужчина в рубашке с короткими рукавами подошел к нему и ударил чем-то острым сначала в лицо, а потом в шею. Артур Рэпп схватил мужчину, притягивая его к себе так, будто бы хотел поделиться каким-то секретом.

Споткнувшись о шнур микрофона, они вместе свалились на пол, потянув за собой худую женщину, проводившую интервью. Ее юбка задралась, обнажая бедра, привлекая все внимание на себя.

На улице снова звучали клаксоны.

На одном из экранов показывали приближенное изображение корчащегося в спазмах боли шокированного лица Артура Рэппа. Оно было похоже на месиво из перемолотых овощей.

Эрик хотел увидеть это снова. Покажите это снова. Они так и сделали, конечно, и он знал, что они будут показывать это видео всю ночь, пока сенсация не иссякнет или пока все люди в мире не увидят это. Но он мог увидеть это снова, если бы захотел. В любое время, благодаря восстановлению изображения - технологии, которая уступала другим по скорости и качеству. Он бы мог достать замедленную съемку худощавой женщины и того, как ее вместе с микрофоном засасывает в это кровавое месиво. Он мог бы сидеть здесь часами, желая трахнуть ее прямо в этой кровавой суматохе из непонятно кому принадлежащих конечностей, ударов ножом, перерезанных вен, криков убийцы, с прикрепленным к ремню мобильником, и булькающими вздохами умирающего Артура Рэппа.

Двухэтажный туристический автобус, с дымом, клубящимся над ним и рядами голов Шведов и Китайцев, с набитыми деньгами бумажниками, высовывающихся из окон верхнего яруса, застопорил движение на всей улице.

Майкл Чин все еще сидел в откидном кресле, лицом к задней части машины. Он слышал звуки убийства, но не повернулся, чтобы посмотреть на экраны.

Эрик смотрел на него, задумываясь о том, откуда у Чина такое самообладание. То ли из-за того, что он пережил шок, то ли из-за настолько глубокой апатии, что ему даже не была интересна эта своеобразная поэзия, состоящая из секса и смерти.

- Пока тебя не было... - начал Чин.

- Да, говори.

- ...поступило сообщение, что потребительские расходы в Японии упали, - он говорил дикторским голосом, - И из-за этого появились сомнения, насчет экономической стабильности страны.