Кошмары Аиста Марабу - [49]

– Мм… здравствуй, Рой. Мы тут с Джэйн хотели переговорить с тобой.

Хэтэвэй фальшиво улыбнулась, оскалившись, как перед фотокамерой. Я кивнул.

– Ты отличный работник, – начал Спроул, – первоклассный специалист, – он просиял едва не благоговейной улыбкой и недоверчиво покачал головой: – Я до сих пор не пойму, как тебе удалось внедрить это оповещение с перекрестной географической ссылкой в систему SS 3001. Это было гениально.

Я залился краской, ощутив прилив благодарности и одновременно возмущения, и уже собирался что-то сказать, как вдруг увидел лицо Хэтэвэй. Она была в ярости и едва себя сдерживала.

– Да, неплохая работа, – живо сказала она, – но я уверена, что Рой помнит о той неоценимой поддержке и помощи, которую ему оказал весь коллектив.

Вранье. Программу я разрабатывал один. Но я промолчал.

– Ну да, конечно, – кивнул Спроул. Лицо Хэтэвэй приняло лукавое выражение.

– Видите ли, мы хотим, чтобы наши служащие преуспевали в «Скотиш Спинстерс», развивались вместе с нами. Вы ведь понимаете, не так ли, Рой?

– Ну да, – отвечаю. Спроул добродушно улыбнулся:

– Нашей организации уже много лет, и мы придерживаемся старых принципов, в чем-то мы консервативны… может быть, даже слишком… –он посмотрел на Хэтэвэй, ища поддержки, но она лишь бросила гневный, осуждающий взгляд, – …но между тем… – он нервно закашлялся, – …между тем ты превосходно выполняешь свои обязанности. Чем ты занимаешься вне этого здания, в нерабочее время, – это твое личное дело… однако…

Хэтэвэй зловеще улыбнулась:

– До нашего сведения дошло, что ты являешься членом банды футбольных хулиганов.

– Да ну? – удивился я. Банда футбольных хулиганов. Ах ты, жирная лесба, дура, мать твою.

– Мы не хотим тебя ни в чем обвинять, Рой. Просто вокруг тебя распространяются всякие слухи, слухи, которые могут пагубно повлиять на твою будущую карьеру, – сказал Спроул.

– Ну да, я иногда хожу на футбол. Но я никогда ни во что не ввязываюсь.

– Рой, – угрожающе заговорила Хэтэвэй, – о вас пишут в газетах: вы сломали человеку челюсть.

Я бросил на нее усталый взгляд и понимающе закачал головой:

– Меня уже достали эти сплетни. Да, мы с друзьями поехали в Глазго на футбол. Болельщики, бывает, грубо себя ведут; какие-то пьяные стали плеваться в нас, услышав наш эдинбургский говор. Мы просто отошли, но один из них пошел за нами и стал бить меня. Защищаясь, я резко ударил его. К сожалению, полицейский стал свидетелем только этой части происшествия. Ничего удивительного в том, что стрэтклаидская полиция предпочла версию местного жителя показаниям эдинбуржца. Однако я считал, что мои сослуживцы будут более расположены интерпретировать это сомнительное происшествие в мою пользу.

У Спроула загорелись глаза, а губы растянулись в довольной ухмылке. Хэтэвэй выглядела подавленно. Она хотела, чтобы старый, прожженный гопник Рой Стрэнг сам вышиб из-под себя табуретку, ан нет, – я не собирался доставлять ей такое удовольствие.

На следующей неделе меня повязали в Мидлсбурге на матче английской второй лиги. Мы приехали туда немного пошалить. На матче «Хибс» – «Сэйнт Джонстоун» ничего интересного не произошло. Наша банда легко бы справилась с этими ананюгами из фирмы «Фэир-сити». Мы поехали на Юг просто поразмяться, разворотили какой-то паб, я покоцал одного мудака.

Помню, Лексо говорит бармену:

– Восемь Беке, приятель. – И тут он заметил, что к пабу подкатил целый автобус скарферов. – Нет, пусть будет Гролш, – сказал он и подмигнул мне. – Бутылки потяжелее будут.

Потяжелее – спору нет.

Слава Богу, это не попало в шотландские газеты. Что ж, похоже, все улажено. Все прошло как надо, думал я, наслаждаясь одиночеством, пиная Уинстона II.

– Я не какой-то там мальчиш-плохиш, правда, Уинстон? Нет! Рой хороший мальчик, паинька, он компутеры починяет. – За окном громыхнул фейерверк. Уинстон II заскулил и забился под сервант. Был канун Дня Гая Фокса. Уинстон не переносил фейерверков. Над этим стоит поразмыслить. Меня не оставляло желание порешить этого сучьего пса, я хотел расправиться с ним как можно скорее.

Вечером мама, папа и Тони приперлись на рогах. Ким пришла позже: вниз по шее багровые следы засосов, выражение лица еще более бессмысленное, чем обычно.

– Надо было принести ему чипсов, он, видать, проголодался, – пошутил Тони.

Она смущенно прикрыла шею и улыбнулась:

– Ах, это? Вы заметили? Неужели так видно?

Отец был сердит, но ничего не сказал. Он сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. Когда Ким пошла спать, он сказал Вет:

– Ты должна поговорить с этой девицей. Она ведет себя как шлюха, знаешь-понимаешь, поблядушка…

– Да не будь ты дураком, Джон, Господи, она ж просто молодая.

Потом мама пошла спать, оставив нас с Джоном и Тони в гостиной. Джон растроганно посмотрел на нас, казалось, он готов заплакать.

– Вот это женщина, ебать-колотить. Ваша мать, – он показал пальцем на меня, потом на Тони, – ваша мать. Великая женщина, лучше на земле не сыщешь. – Он заговорил громче: – Помните об этом! Чем бы вы ни занимались, вы всегда должны относиться к ней с уважением, вот именно, с уважением. Ведь лучшей женщины вы не встретите за всю свою гребаную жизнь, ебать-колотить! Вот какая у вас мать!