Как всегда — огромное спасибо Клэр. А также — огромное спасибо за всю проделанную работу Филу Прайду, всем ребятам из Ходдера (обложка просто супер!), Агенту на мотоцикле, его ассистенту Яну Форнкрофт, всем из Кертис Браун и моему лучшему другу Джеки Беан. Отдельное спасибо за помощь, советы и прочую ерунду Хелен Ламонт, Фергюсу и Кэт «Приветик В» МакДоннел. Также благодарю за добрые слова и разнообразную помощь Сида Каннона, Лизу Кео, Эмму Инсворф, Нила О'Суливана, Шилу Голдинг, Пипа, Лорну, Дануту Кин, Ли Харди и ту девушку, с которой я разговорился в поезде из Манчестера в Бирмингем. И еще раз, не забывая никого, с самого начала — всем спасибо!
Благодаря вам на душе становится светло.
Какая разница между причастностью и самоотдачей? Представьте себе яичницу с беконом. Курица была причастна к этому блюду, свинья же отдала себя без остатка.
Мартина Навратилова
Она:…Ты меня любишь?
Я: Люблю, конечно.
Она: Сильно?
Я: Ммм… чертовски. До бесконечности и еще больше.
Она(удовлетворенно): Это хорошо.
Я: Ну и замечательно.
Она(игриво): А что бы ты сделал, если бы я от тебя ушла?
Я: А ты собираешься?
Она: Нет.
Я: Тогда и говорить не о чем.
Она: Мы просто болтаем, все так делают.
Я: Тогда давай уточним. Ты хочешь знать, что я буду делать, если ты — гипотетически — меня бросишь?
Она: Ну.
Я: Гипотетически — ничего.
Она: Совсем?
Я: Что ж, раз мы без ума друг от друга, то я, видимо, должен сделать что-то поистине идиотическое, чтобы ты захотела меня бросить. (Пауза.) Например, начать грызть ногти или что-нибудь вроде того. Да я бы сам себя тогда бросил.
Она: Тебе непременно надо всегда быть логичным?
Я(смеясь): Я был бы в смятении. Сломлен. Сокрушен. Ну и все остальное, начинающееся на «с».
Она: Ну а делал бы что?
Я: Делал?.. Все, что в моих силах, чтобы вернуть тебя.
Она: Например?
Я: Вскарабкался бы на самую высокую гору, пересек бы знойную пустыню, поборолся бы с саблезубыми тиграми — ну и тому подобное. Правда, наш Масвелл-Хилл не очень-то богат на горы и пустыни, да и тигров что-то давно не видно, но ты ведь понимаешь, о чем я.
Она: А если все это без толку?
Я: Значит, я бы погиб в борьбе.
Она: Ну а если я скажу, что больше не люблю тебя?
Я: Я бы не поверил.
Она: Но ты бы не отступился?
Я: Не-а. Есть вещи, от которых не отступаются, не так ли?
Она: Мистер Даффи, вы правильно ответили на все заданные вопросы.
Я: Отлично, и что же я за это получу?
Она: Меня.
— Что-то не так?
Это был рядовой январский четверг — во всяком случае, так мне поначалу казалось. Я проводил вечер у своей девушки Мэл, и именно ей предназначался мой вопрос. Дело в том, что она неожиданно выключила телевизор, который я смотрел. Причем пультом она воспользовалась демонстративно, что было уже явным оскорблением. По нашим неписаным законам именно я контролировал любые действия в отношении телевизора, точно так же, как Мэл имела право на первую конфету из любой коробки, попадавшей в наше распоряжение. Таково было одно из тех многочисленных правил, которые мы путем проб и ошибок, сопутствовавших нашим четырехлетним отношениям, для себя установили. Я очень любил эти узаконенные мелочи, они давали мне почву под ногами. Без них начинался хаос, так что в эту минуту я начал серьезно подозревать, что назревает анархия.
Моя явно тронувшаяся возлюбленная вытянула идеальные губки и подула на пульт с таким высокомерием, словно только что выиграла у телевизора битву за мое внимание. «Было бы чем гордиться», — подумал я. В конце концов, просто в очередной раз показывали «Звездный путь»[1] — ту серию, где капитан Кёрк и К° отправляются в прошлое и попадают в Америку двадцатых, причем Спок, для прикрытия своих эльфийских ушей, носит там вязаную шапочку. В этой серии играет молодая Джоан Коллинз[2], и Кёрк, понятное дело, в нее влюбляется. Я никогда не был заядлым фанатом «Звездного пути», да и видел эту серию уже раз сто, и тем не менее меня здорово задело столь бесцеремонное пресечение моего межгалактического удовольствия.
Мэл, исчезнувшая в спальне сразу после моего прибытия к ней на квартиру в Клэпхеме и вернувшаяся только для того, чтобы выключить телевизор, теперь воззрилась на меня с таким вниманием, будто рассматривала в микроскоп что-то невиданное. Ее лицо не выражало ни обиды, ни злости, скорее, какую-то загадочность, которая заставила меня насторожиться. Не выпуская из рук пульта, она встала, подошла к столику в углу комнаты, где стояла бутылка «Шардоне», налила два бокала вина, поставила их на столик, затем уселась ко мне на колени и поцеловала меня в губы.
Внимательно за ней наблюдая, я гадал, не пытается ли она меня соблазнить. Это было бы приятно, но совершенно не требовало таких усилий. Ведь когда дело касалось Мэл — такой обаятельно красивой, — моим именем, отчеством и фамилией немедленно становилось одно слово — «всегда». «Нет, речь идет не о соблазнении, — понял я. — Кажется, я сделал что-то не так». Она вела себя так, словно я преступно забыл о годовщине нашей первой встречи. Но ведь сегодня не было никакой годовщины. Или была?
— Сегодня ведь не наша годовщина, — робко заметил я, пытаясь придать своему голосу оттенок полной уверенности. — Она ведь одиннадцатого июня, не так ли?
