Кошки Канта не читают - [2]

?

   На борту некрасивые, но милые KLMовские девушки требовали fasten your seat belts и делали другие вещи, определенные протоколом начала знакомства в самолете. Вермееровские жемчужные сережки в ушах ближайшей отвлекали Алекса от рутины демонстрации масок, жилетов и переключили тумблер памяти на «The Girl With Pearl's Hair», что привело его в балладное настроение. Самолет взлетел, можно было включить музыку;  «Stairway to Heaven» сменила «Black Magic Woman» Сантаны, хорошая у них тут акустика, слева кто-то тронул его за руку, он повернулся: соседом его оказался карибский немолодой вуду в дредах – он держал в руках самокрутку и жестом просил прикурить. Алекс достал зажигалку и протянул соседу, тот прикурил, смачно затянулся и, не выдыхая дым, передал назад зажигалку вместе с самокруткой. Алекс тоже затянулся, но долго держать в себе дым не смог:

- Хорошая!

- Ямайская!

- Как у вас там дела?

- Круто!

- А телки как?

- «No woman  no cry».

- Это точно!

   Сантана сошел со сцены, его сменил Кен Хенсли и запел «Lady in Black». На груди у него ритмично подрагивал круглый медальон с профилем льва и надписью «Golden Lion. Germany. 1977». Сверху над сценой виднелся плакат Rock 'n roll Canal Cruise, а где же канал, Алекс посмотрел в окно: узкие амстердамские дома, тесно прижавшись друг к дружке,  проплывали мимо, вода слегка пенилась вдоль борта, на набережной стояли женщины, одетые слишком легко для прохладного вечера; они приветственно махали ему подсолнухами, слегка кровавыми от света красных фонарей. Он заметил плотную смуглую брюнетку без подсолнуха, она манила его к себе рукой: «Выходи, Алекс, ты уже приплыл, тебе нужно именно сюда, у меня есть все, что тебе нужно. Выходи, температура за бортом – плюс шестнадцать».

  Он открыл глаза и посмотрел налево – лысый  сосед его с рыжими викинговыми усами отстегивал ремень безопасности. Вот тебе и кофе: говорили же – не кофе они там пьют в своих кофейнях!

   Аэропорт Схипхол, два часа свободного времени: можно попить кофе, не буду, поесть, тоже не хочу, пошататься по «Schiphol Plaza», прикинуться арабским шейхом в «Gassan Diamonds», не поверят; даже «Casino» есть, даже отделение Rijksmuseum  – обещают оригиналы Рембранта, аквамассаж в «Back to Life», да, back to… , до центра километров пятнадцать. Он вышел из аэропорта, сел в такси и поехал к вокзалу.

   На привокзальной площади он стал лицом к городу, пытаясь вспомнить направление, и двинулся вперед и влево. Минут десять он брел по улицам, не узнавая их, пока не вышел к каналу. Метров через триста он увидел кофейню и зашел: никого не было, только парень с сережкой в правом ухе за стойкой. Биллиард, три столика – да, то самое место, откуда начался его Великий Амстердамский Трип пять лет назад. Он присел, заказал кофе, отхлебнул глоток и закурил. Парень спросил, не нужно ли ему еще что-нибудь.

- Да.

- Десять евро.

- Ок.

   Парень спросил, нужна ли ему бумага.

- Нет, упакуйте.

   Привычными движениями бармен насыпал в полиэтиленовый пакетик снадобье, взвесил, вставил его в аппарат, который запаял край, и положил на прилавок. Алекс бросил его на дно сумки, расплатился и вышел к каналу.

***

   Тогда он ехал в Амстердам из Берлина на поезде, рано утром в Брюсселе была пересадка;  ночь была беспокойной, деньги за спальный вагон потрачены зря, спать хотелось ужасно. По проходу бельгийского вагона туда-сюда сновали люди и что-то тихо бубнили, рано еще, что они там жужжат, шуршат, шелестят, еще темно.

   Темно, он бредет по ночному лесу, спотыкаясь о корни, надо быстрей, звук пилы приближается, ветки вязов бьют по лицу …фррр , оборачивается – нет, это не Фредди, - черноволосая фурия с бензопилой, поднимая по очереди арочные брови, улыбаясь и упруго ступая длинными ногами по палой листве, догоняет его: черный кожаный корсет, черные перчатки и сапоги, бедра в черной коже, высокие каблуки не мешают ей двигаться с кошачьей грацией; он застывает на месте, прислонившись спиной к дереву. Пантера, Catwoman? Что она хочет… зачем же …пила… не может же она… меня… надо ее…  уболтать. Кожа ее корсета мягкая, не лак, зиппер начинает сверху медленно двигаться вниз, сам, открывая… бронзовую кожу сменяет совсем белая полоска и… колыхание, обещающее еду и ласку, тепло и сон; он с трудом отрывает взгляд, поднимает – она совсем не злая. Переводит дух и судорожно ищет слова:

- Послушай, не нужно… ты же добрая, я знаю, мы же можем… с тобой… давай… брось…

- Да, я добрая, и я сделаю то, что ты хочешь, но сам не знаешь об этом. За тем ты здесь и есть, больше тебе некуда спешить, но ты должен…

   Ее рука с бензопилой медленно поднимается и описывает полукруг у него над головой; на него сыплются срезанные ветки вяза, в низу живота все сжимается и холодеет, он завороженно смотрит в ее глаза, - резким движением она отбрасывает пилу, та медленно кувыркается в воздухе. Холод сменяет тепло: ее бедра прижались к…  ну вот, ну давай, детка, давай. Он трогает мягкую черную кожу, потом бронзовую… белую, достает до… их надо освободить. Пила падает на землю, ударяется о корни, издавая скрежещущий звук;