Кошачьи проделки - [40]

Даже не заглядывая в инструкцию, я знала, что там написано.

«Уберите клетки с птицами и аквариумы с рыбками… прикройте детские кроватки… нельзя применять на кошках и собаках…» Мы сами никогда не применяли его в доме. Единственная причина, почему он у нас был, состояла в том, что мы брали его в поездку в Камарг в комариный сезон. А единственная причина, почему он оказался под рукой и почему я его схватила, была в том, что накануне я достала его из загашника, чтобы сообщить его название Луизе, которая собиралась в свою первую поездку за границу и рисовала в воображении смертельных насекомых повсюду, начиная от Кале.

Когда я сказала Чарльзу, что я наделала, его мнение было таково, что я не раз использовала репеллент в его присутствии, а он по-прежнему в порядке, поэтому, вероятно, Аннабель совершенно не повредит. «Она крупная», – сказал он. Она не облизывает себя, как кошка или собака. Лучше просто понаблюдать за ней некоторое время, посоветовал Чарльз. Больше мы все равно ничего сделать не можем.

Впрочем, кое-что сделать было можно. Через десять минут, во время которых я ожидала, что Аннабель вот-вот свалится в обморок (и была уверена в какой-то момент, что это произошло, потому что она на минутку скрылась за деревом), я позвонила в ближайшее отделение фирмы «Бутс» и попросила разрешения поговорить с кем-нибудь из их химиков.

– Кого опрыскали? – был изумленный комментарий, когда я рассказала своему собеседнику о том, что натворила.

– Осла, – тревожно подтвердила я. Это было похоже на изложение своих неприятностей полицейскому. Когда химик попросил в течение минуты не вешать трубку, пока он посоветуется с коллегами, то во время этого ожидания из трубки доносились такие же недоверчивые голоса: «Опрыскала кого?» И невозмутимость, с которой он, в свою очередь, ответил: «Осла», была поистине великолепна. Последовало приглушенное обсуждение, после которого он вернулся к телефону, чтобы доложить мне их общее мнение. Оно заключалось в том, что если бы это был их осел, они бы его помыли. «Чем?» – озадаченно осведомилась я. «О, обычное дело – мыльными хлопьями или моющим средством, с большим количеством горячей воды», – говорил он с таким выражением, словно это и впрямь было самое обычное в мире дело.

Но, конечно же, это было не так. Я поблагодарила специалиста, сообщила его ответ Чарльзу, и мы вдвоем принялись прилежно возиться за коттеджем с ведрами моющего средства. Мы решили, что лучше выполнить эту работу там, где вода сможет впитаться в землю, а не во дворе, где по ней тут же пройдет Соломон, и нам придется звонить в «Бутс» уже по поводу него.

Вот как это выглядело: взобравшись на склон холма, как на сцену, мы старательно мыли ослицу. Натирали ее моющим средством, пока она не покрылась пеной; взбегали туда с ведрами воды, чтобы ее ополоснуть; потом поднимались уже с правильным средством от мух, потому что после смывания первоначального репеллента слепни слетелись на нее сотнями – ведь она сделалась такой привлекательно мокрой.

«Что там происходит?» – в надлежащее время неизбежно раздался снизу голос старика Адамса. И когда мы ему рассказали, то он сказал, что петушиные бои этому и в подметки не годятся. Однако когда несколько недель спустя он как-то раз заглянул через стену ограды и увидел, что я прилаживаю на одну из ног Аннабель полосатый полотняный мешок с резиновой подошвой, это было слишком даже для него. «Не говорите мне только, что изготовили ей ботинки!» – заявил он. Когда я призналась, что, собственно говоря, так и есть, он недоверчиво выдохнул: «Господь Всемогущий!»

Существовало, конечно, логическое объяснение. Оно было у большинства наших поступков. То, что мы делали, только внешне выглядело странным, но подводный камень состоял в том, что обычно человека судят именно по внешним проявлениям.

В том случае я заметила, что Аннабель хромает, и, подумав, что, возможно, одно из ее копыт надо подрезать, вызвала кузнеца.

«Дело не в копыте, – доложил он после ее осмотра. – Малышка наступила на гвоздь. Никогда не видел, чтобы такое случалось с ослами, – сказал он. – С лошадьми – да, но не с ослами, которые обычно ступают так легко. Однако имеется отверстие, – сказал он, нежно стискивая повернутое вверх копыто, отчего оттуда выступил гной и Аннабель заскулила от боли. – Лучше вызвать ветеринара».

Так я и сделала. Харлер, когда пришел, не выразил никакого удивления относительно того, что Аннабель – первый встреченный кузнецом осел, наступивший ногой на гвоздь. Он тоже ни одного такого не встречал, сказал он, но если кому-то суждено было быть первым, то это, без сомнения, должна была быть она. Не подержу ли я ей голову?

В сущности, этого не потребовалось. Точно так же, как Аннабель стояла неподвижно при осмотре ее кузнецом, стояла она и теперь, словно раб на римском форуме, перед Харлером. Он осмотрел ее, очистил ногу и сделал в круп инъекцию антибиотика. По окончании процедуры взъерошил ей челку и сказал, что она гораздо лучший пациент, чем некий сиамский кот, которого он знает. Все, что нам теперь требуется делать, – это размачивать ее ногу три раза в день в горячей воде, чтобы извлечь гной, и держать ногу закрытой, чтобы не попадала грязь.