Косарев - [4]
— А лет-то ему сколько? — хмуро буркнул мастер.
— Десять минуло, десять…
Всю жизнь Александра Александровна детям внушала: «Правда в огне не горит и в воде не тонет; все минется, одна правда остается». А тут нужда заставляла: добавила Саше годик. Уж очень боялась, не возьмут на работу худенького, не по годам маленького мальчонку: «Как жить-то дальше?!» Ведь голод да безденежье привели их на анисимовский завод.
Глубокой зарубкой остался в памяти у Саши этот день. И когда потом он будет рассказывать ребятам, выросшим в советское время, о днях своего детства, то каждый раз перед глазами у него возникнет образ матери, униженно склонившейся перед мастером. «В царской России были очень распространены случаи подделки метрических свидетельств с тем, чтобы в этих документах возраст ребенка был повышен на 2–3 года. Такая подделка метрик была существенной доходной статьей в бюджете попов и волостных писарей», — читаем в одном из воспоминаний Косарева.
Чернорабочим начинал свою трудовую пролетарскую биографию Саша. О первых днях работы на фабрике Саша рассказывал так:
— Привел меня мастер в темный сарай. Потолки низкие, пол земляной, на окнах решетки, словно в тюрьме. В пол врыты травильно-промывочные ванны, в которых мы, стоя на коленях (а земля всегда была сырой), промывали посуду перед тем, как ее цинковали. Если возле завода было трудно дышать, то каково же было нам, рабочим, двенадцать-четырнадцать часов дышать кислотными испарениями и газом. Придешь домой как очумелый, во рту горько, руки в язвах…
В 1914 году Саше удалось перейти на трикотажно-платочную фабрику «Рихард-Симон и К°». Его определили в рашелевый цех — на трикотажные машины. Условия труда и здесь были ненамного лучшими, а плата — мизерной. Беззастенчивую эксплуатацию сполна испытал на себе. Но новая работа нравилась больше. Пожилой слесарь Антипыч Старцев, к которому Косарев попал в обучение, наставлял: «Душа и руки, Сашка, должны в лад работать…»
Влившись в ряды российского пролетариата в годы нового рабочего подъема накануне первой мировой войны, он сразу стал участником стачек, которые на московских предприятиях следовали одна за другой. Среди рабочих все чаще и чаще можно было услышать о пролетарской солидарности.
Ранней весной четырнадцатого года, в день получки, Саша сказал матери:
— Мам, возьми деньги, а пятак я на газету отдал.
— На какую еще газету?
— На «Правду», нашу рабочую газету…
Начиналось все так. Смышленый и юркий, Саша застал однажды слесарей склонившимися украдкой над газетой. Слова, что произносились тогда, были Косареву уже знакомыми: о политических первомайских забастовках, о притеснениях московских рабочих. Увидев притаившегося подростка, рабочие затихли. Слесарь Матвеев — огромный, кулаки с пудовую гирю каждый — стал нехотя, но торопливо засовывать газету за пазуху. Но Антипыч остановил его:
— Погоди, Семен, не прячь. Этого мальца я знаю: ученик он мой — сын Василия и Александры Косаревых. Сашка! Молчок, что видел и слышал… Понятно? Не понял— так уши надеру… А ты, Семен, читать-то читал, да не уразумел, видно, важного.
Антипыч вынул из-за пазухи Семена газету, расправил аккуратно и, отыскав в ней нужное место, спросил Косарева:
— Читать-то можешь?
— Могу, грамотный я. В церковноприходской школе учился…
— Читай, Сашка, а ты, Семен, послушай.
Саша взял в руки газету, прочитал:
— «Правда».
— Здесь вот… — Антипыч корявым пальцем указал на статью, набранную буковками маленькими, но вроде почернее остальных. — Вот эту: «Пусть будет стыдно тем рабочим, которые небрежно и грубо относятся к юным пролетарским силам. Молодежь должна войти в наши ряды и повести наше дело во сто крат лучше, чем мы».
— Антипыч, а какое оно, «наше дело-то»?
— Ты сейчас помалкивай. Опосля и до этого дойдешь. Наше дело — пролетарское. А газета эта — рабочая, на трудовые гроши и для нас ее большевики выпускают.
В другой раз Антипыч сам подозвал Косарева:
— На-ко… — И протянул ему газету.
«Какой истиной звучит твое название «Правда»! — читал Саша. — Да ты и есть истинная народная правда. И я, как подросток, смотрю на тебя как на свою воспитательницу, учащую нас, как пройти по тернистой дорожке жизненного пути на ясную поляну».
— На ясную поляну, — повторил Саша вслух.
В этот день Антипыч рассказал пареньку о большевиках, о том, как рабочим бороться за лучшую долю. Узнал от него Саша и о готовящейся на «Рихард-Симоне» забастовке солидарности с борьбой рабочих против хозяев московских фабрик, уволивших 50 тысяч текстильщиков.
Потом, размышляя над услышанным, мальчишка решил для себя твердо: «Я тоже буду бастовать!»
Но 13 июля (1 августа) началась империалистическая война. Воюющие страны поставили под ружье свыше 70 миллионов мужчин, оторвав их от земли, станков и семьи — в России 47 процентов взрослого мужского населения.
С группой фабричных большевиков отправили на фронт и Антипыча. Без него Саша как-то сразу оказался не у настоящих дел — таскал металлические заготовки, убирал стружку. На производство пришли новые отряды пролетарского пополнения — женщины, подростки и дети. Саша Косарев — рабочий, с каким-никаким, а уже со стажем, сразу же оказался в кругу заводил благушенских ребят.
Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.