Косарев - [15]

Съезд открылся во вместительном зале на Малой Дмитровке, где раньше заседало купеческое собрание, затем там угнездились анархисты, а когда их разогнали, все здание занял Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова.

2 октября на съезде с речью выступил В. И. Ленин. Восторженные впечатления о ней привезли с собой делегаты. Все только и говорили о ленинских наказах молодежи. В политшколе, где Косарев работал по-прежнему организатором трехмесячных курсов, комсомольцы стали изучать заветы Ильича. Саша буквально до дыр зачитывал октябрьские номера «Правды», в которых впервые была опубликована ленинская речь «Задачи союзов молодежи».

«Задачи? — размышлял Косарев. — Какова же из них главная: учиться? Значит, он ее выполнил, окончив политшколу. Нет, пожалуй, Ленин не о такой учебе говорил. Вон что он дальше сказал: «взять себе всю сумму человеческих знаний… которые являются неизбежными с точки зрения современного образования». А что это означает: «неизбежными»? Наверное, то, что на каждый момент одни и те же знания не подойдут, они должны пополняться…».

Саша вновь и вновь возвращался к заветным страницам «Правды», настойчиво и вдумчиво искал ответы на волновавшие его вопросы. И тут он пришел к выводу, который показался ему целым открытием. Оказывается, каждый понял задачи союза по-своему, нашел в ленинской речи мысли, созвучные только его настроению, его сокровенным замыслам и мечтам:

— Быть первыми строителями коммунистического общества среди миллионов строителей — вот главная задача! — торжественно провозглашал на занятиях слушатель Сеня Могучев из «Путиловца».

— А по-моему: учиться коммунизму! — вмешивался Сергей Зимин из Северной судоверфи.

— Бросьте вы, почитайте-ка вот эту фразу: «уметь самим вырабатывать коммунистические взгляды…»

Споры переносили в общежитие. И так несколько вечеров подряд и далеко за полночь.

Косарев учился читать произведения Ленина, у него вырабатывалась привычка советоваться с Лениным.

В 1921 году ценой неимоверных усилий и тяжелых жертв Советская Республика отстояла свое существование, победоносно закончила войну с интервентами и белогвардейцами. Три года гражданской войны, последовавшие за войной империалистической, разорили страну, отбросили ее экономику на уровень… второй половины XVII века.

«Россия вышла из войны, — читал Косарев строки из ленинского доклада на X съезде партии, — в таком положении, что ее состояние больше всего похоже на состояние человека, которого избили до полусмерти: семь лет колотили ее, и тут, дай бог, с костылями двигаться! Вот мы в каком положении»[3].

«А каким вышел из военных лет комсомол?» — задумывался Косарев. Союз родился, рос и закалялся в «пламени, пороховом дыму». Но та же война вырвала из его рядов и лучших активистов, прошедших суровую школу классовой выучки в огне пролетарской революции. Многие из них пали смертью героев в боях с белогвардейцами и иностранными интервентами, в борьбе с бандитами, в схватках с кулаками.

Период «военного коммунизма» — быт комсомольцев, жизнь «по тревоге» — наложили специфическую печать на облик и стиль комсомольских работников.

Саша и его друзья по комсомолу еще не работали в мирных условиях, а отсюда и складывался в их среде тип, скорее комсомольского комиссара, нежели руководителя широких масс молодежи. После того как отгремели последние выстрелы гражданской войны и наступили революционные будни, страстный порыв защитника Родины следовало заменить знанием, практической сметкой. Уж на что Петр Смородин — лихой вояка — и тот усмотрел, что в условиях мирного времени надо иначе работать с молодежью.

— Чисто военными мерами действуем. Не организаторами комсомольскими, а комиссарами над молодежью стоим! — огорченно сказал Смородин на одном из заседаний. (В феврале 1921 года его избрали первым секретарем Петроградского губкома РКСМ.) Потом то же самое, да еще с многочисленными и яркими примерами Петр повторил курсантам политшколы на очередных занятиях.

— Состав союза существенно изменился: стал моложе. В 1921 году в рядах нашей питерской организации состоит, в основном, молодежь пятнадцати-шестнадцати лет. Работать с ними военными методами нельзя, — наставлял Смородин.

Именно в это время Косарев обратился в губком комсомола с просьбой перевести его из только что созданной Центральной комсомольской политшколы на практическую работу. Предварительно посоветовался с, ее руководителем Орестом Петропавловским. Рассказал ему все честно, как «на духу»: тянет, мол, ближе к комсомольским ячейкам, к комсе, в ее гущу. В губкоме тоже видели, что перерос Косарев функции организатора курсов.

Однако в тот раз его просьбу отклонили или оставили, как говорится, открытой, «до предполагавшегося перемещения работников политпросветотдела».

— Ты чего нахмурился? — спросил Смородин. — Не беспокойся, парень, не долго тебе ждать придется. — И. окинув Косарева взглядом, обратился к членам бюро:

— Смотрю я, хлопцы, на Косарева, на Мишу Тужилкина и думаю: «Как вы, вожаки комсомольские, только концы с концами сводите?» Косарев — армейское обмундирование донашивает: галифе — заплата на заплате, ботинки — веревочкой подвязаны!.. — Заметив, как Саша смущенно спрятал ноги глубже под стул, продолжал вдохновенно: — Ничего, братва! Скоро все богатства мира будут принадлежать трудовому народу. — И, поймав себя на патетике, сделал небольшую паузу и завершил свою речь обычным, будничным тоном: — У меня есть такое предложение: просить губком партии выдать из реквизированных складов новое обмундирование Косареву и Тужилкину.