Коррида на Елисейских Полях - [8]

– Итак, выводы? – спросил Марк Ковет, снова заказав выпивку.

– Никаких.

– Но, в конце концов, Бюрма! Что-то же ведь было!

– Миражи! Миражи кино!

– О! Ладно, как хотите!

Мы пробыли там еще некоторое время, оставив друг друга в покое. Потом позавтракали, и Ковет ушел. Может быть, он отправился добывать сведения о Денизе Фалез. Оставшись один, я пошатался туда-сюда, размышляя над тем, что нам сказал Рабастен. И пришел к заключению, отвечая своему отсутствующему приятелю, что мадемуазель Фалез не уходила ни в монастырь, ни в родильный дом. Она удалилась в глубокое подполье, чтобы залечить свою рану на груди и прийти в себя от вызванной ею депрессии. А может быть, все эти странности имели самое примитивное объяснение? Но во всяком случае, мне никто не платил, чтобы я их разгадывал.

* * *

Ближе к вечеру я вернулся в "Космополитен". Служащий за конторкой сообщил мне, что недавно звонил Марк Ковет. Он просил меня перезвонить ему по номеру ЖУ Тенберг 80-60, что я тут же и сделал.

– Что нового? – спросил я его.

– Ничего особенного, – ответил журналист. – Хотите пойти сегодня вечером в кино? На фильм "Хлеб, брошенный птицам" с Люси Понсо?

– Было бы неплохо.

– Ладно. Тогда встречаемся в "Фукетс". Хорошо бы вы взяли свою машину.

– Чтобы проехать двести метров? Вас что, парализовало после полудня?

– Не исключено, что сразу после просмотра у меня будет срочная поездка. Я все объясню сегодня вечером. Мне нужна тачка. Могу я рассчитывать на вашу?

– Конечно.

Немного разочарованный, я положил трубку. Я лелеял надежду, что он расскажет мне что-нибудь интересное о Денизе Фалез. Когда я вышел из телефонной кабины, ко мне подошел администратор:

– Извините меня, месье, но я забыл сказать...

Он взглянул на листок бумаги, который держал в руке.

– Г-н Ломье... Вы знакомы с ним, конечно, не так ли?.. Г-н Ломье, продюсер, который живет в отеле ... так вот он звонил из киностудии. Хотя он и не просил вас перезвонить ему, но на всякий случай оставил номер телефона.

Я записал номер, но звонить не стал, так как время, указанное пузаном, уже прошло. Впрочем, в отеле Ломье тоже не было.

* * *

Некоторое время спустя, когда на террасе ресторана "Фукетс" мы встретились с Марком Коветом, он немного нервничал.

– Тачка с вами? – спросил он вместо приветствия.

– Она перед вами. Но хотел бы я знать...

– Старина, если этот фильм, который мы идем смотреть, будет таким, как о нем говорят, то я хотел бы быть первым, кто поздравит Люси Понсо и возьмет у нее интервью. Мощная статья в перспективе.

– И для этого вам нужна тачка? Разве Люси Понсо не будет присутствовать на презентации фильма?

– Нет, – ответил журналист, понизив голос и искоса оглядев наших соседей на террасе. – Нет. Она безумно трусит. Господи Боже мой! Поставьте себя на ее место. Уже пятнадцать лет о ней никто ничего не слышал; она не видела своего имени ни на одной афише. И она до сих пор сомневается, что все с ней случившееся – правда. И не хочет верить, из суеверия конечно, всему тому, что ей рассказывают, что ее талант не изменился и т. д., и т. п. Знаете, старина, сегодня вечером ее ждет триумф, и я знаю, по крайней мере, трех продюсеров, которые только и ждут конца просмотра, чтобы бросить ей под ноги горы золота, лишь бы она согласилась подписать с ними... (Он потер руки, словно он сам воспользуется этими изумительными контрактами). Сегодня вечером для меня, Бюрма, никаких баров. В то время, когда банда идиотов набросится на Жака Дорли, режиссера фильма, я рвану к Люси Понсо. Она живет в маленьком особнячке, вернее в небольшой вилле, которая является пристройкой к особняку рядом с Парком Монсо. Послушайте... Понсо... Монсо... это рифмуется. Свою статью я начну с поэтической нотки. Теперь вы понимаете, почему мне нужна ваша тачка, Бюрма? Мне надо быстро подсуетиться.

– Я поеду с вами, – сказал я. – Мне совсем не улыбается, чтобы вы ее угробили.

* * *

В холле кинотеатра "Голубая лента", украшенном соответственно случаю, я напрасно искал Денизу Фалез среди элегантных зрителей и знаменитых кинодеятелей. Ковет, в свою очередь, бросал бдительные взгляды направо и налево, чтобы вовремя смыться от Рабастена и ему подобных. В этот вечер никакой билетерше не пришло в голову нас разлучать, и моей соседкой справа оказалась красивая дама – насмешливая кинозвезда Жаклин Пьерре.

"Хлеб, брошенный птицам" не был захватывающим кинофильмом. Сценарий попахивал нафталином, а актерам, занятым в диалогах, надо было бы выпить по чашке крепкого кофе, чтобы вдохнуть в эту бездарь больше жизни. Но мизансцены Жака Дорли были добротными, игра Люси Понсо превосходила все ожидания. За пятнадцать лет бездействия ее талант ничуть не поржавел, и она казалась такой же молодой, какой я видел ее в "Раненом ангеле", – фильме, который не молодил никого. Когда слово "КОНЕЦ" возникло на экране, публика, стоя, устроила бурную и долгую овацию.

– Поехали, – сказал Марк Ковет.

Мы спешно покинули здание кинотеатра. Перед сеансом мне удалось припарковать машину прямо у входа. Мы быстро уселись, и я рванул с места. Жаркое лето продолжалось – ветер от быстрой езды трепал нам волосы, ничуть не освежая. И тем не менее, ночь была прекрасна. Я думал о Денизе Фалез и о тех штуках, которые вместо таланта поддерживали ее статус, пока, разумеется, держались сами. И в то же время было приятно осознавать, что талант, настоящий талант, восстанавливает свои права даже тогда, когда он долгое время был в загоне...