Кайло был невероятно чуток и вежлив, но Рей смогла выдавить из себя лишь сдержанное «Привет», когда села в его машину (как обычно — на перекрестке, через один квартал от офиса).
Кайло будто перенимает ее настрой. Они припарковываются молча, молча поднимаются на лифте на его этаж, молча раздеваются в прихожей.
Он держится к ней так близко, что в какой-то момент Рей спотыкается о его ногу и чуть не летит навзничь на пол, но оказывается вовремя пойманной им.
— Ты сердишься? — Кайло возвращает ей равновесие и тут же убирает руки.
— Нет.
Это правда. Она и впрямь не сердится. Вернее, есть в ней какое-то внутреннее возмущение, но она не знает, чему оно адресовано. Все ведь сложилось донельзя удачно.
Она может теперь вплотную заняться вопросами окружающей среды, сама определять некоторые направления работы, обязать сотрудников выключать компьютеры в конце рабочего дня и потолковать с хозотделом о закупке энергосберегающих лампочек.
И все это благодаря Кайло.
Но все равно что-то заставляет ее испытывать сомнение и недовольство.
Кайло пользуется ее замешательством — он склоняется к ней, тянется неспешно и плавно, не прикрывая глаз, чтобы коснуться губами кончика ее носа. Жест милый и в то же время в его исполнении очень искушающий, потому что он не торопится отступать, будто давая ей возможность самой выбирать, что делать дальше.
И Рей никогда еще не удавалось удержаться.
— Мы к этому еще вернемся, — как можно тверже заверяет она его уже сквозь прерывистый, торопливый поцелуй.
Кайло же набрасывается на нее со всей свойственной ему, будто кипящей под покровом сдержанного спокойствия страстью — словно открытая после пары добрых часов тряски банка газировки. А Кайло томился гораздо дольше: с самого утра, с того момента, как она пригвоздила его взглядом, обещающим скорую расправу.
Но, кажется, это он сейчас с ней расправится.
Кайло поцелуем увлекает ее вглубь студии, ступая спиной в затененное при ранних сумерках помещение, на ходу успевая избавлять ее от одежды и от любых возражений.
Рей и сама пытается стянуть с него пиджак и рубашку, и сквозь застлавшее разум возбуждение не понимает, как умудряется запутать его руки в рукавах. Так что Кайло в какой-то момент перехватывает их с раздраженным рычанием и одним рывком тянет с себя — Рей слышит горестный стон треснувшей по швам ткани. Ей жаль, что его дорогой костюм пострадал, но она ничуть не сожалеет.
— Я целый день о тебе думал, — успевает сказать он, пока покрывает поцелуями ее все ниже и ниже, насколько позволяет его рост.
— Я тоже! — с чувством выдыхает Рей.
— Но, наверное, не в том смысле? — Кайло выпрямляется, и в полумраке его взгляд искрится мальчишеским задором, и теперь она знает, от кого он это унаследовал.
— Всякое было, — смеясь, признается она.
Кайло лишь улыбается в ответ и, обхватив ее под ребрами, дотаскивает до постели.
— Только не кидай! — вскрикивает она, помня, как жестка эта койка.
Но он сам падает спиной, и Рей приземляется на него.
— Почему ты все еще в джинсах? — Кайло запускает руки под их пояс, когда она садится сверху и наклоняется, чтобы целовать его голые плечи. — Я еле сдержался, чтобы не взять тебя прямо в машине.
— А я еле сдержалась, чтобы не предложить отодрать меня на столе в вашем конференц-зале.
— Что? — даже его руки замирают, перестав ласкать ее под плавками.
— Эм… — Рей на секунду теряется. Она приподнимается на локтях, упираясь ему в грудь. — Ну ты был такой… э… горячий, когда говорил все эти начальственные вещи…
— Какие вещи?
— Типа… «Урезоньте своего сотрудника» или «Давайте сформируем комитет».
— И тебя это что, заводит?
— Да, — с волнением признается она.
Рей смотрит ему в глаза, наблюдая, как их взгляд становится обжигающе голодным и даже словно отсутствующим — верный признак того, что сейчас он ее завалит.
— Ты есть хочешь? — зачем-то спрашивает Кайло.
— Что? Нет.
— Хорошо, — серьезно замечает он. — Потому что ты не встанешь с этой постели ближайшие часа два. Возможно, три.
— Ты обещаешь?
— Даю слово.
Кайло хватает ее за руки и перекатывается так, что теперь она оказывается под ним, а затем сдирает с нее джинсы. Рей с волнующим предвкушением позволяет себе просто отдаться ему на растерзание.
* * *
Все пошло не так.
Милли, которая должна была оказывать ему моральную поддержку, предала его в тот же миг, как Роуз переступила порог: кинулась к ее ногам и с довольным видом заурчала.
А Роуз вдруг с чего-то показалась ему невероятно приветливой и даже не принесла в руках никакой отвратительной уличной еды. Лишь бутылку его любимого белого полусладкого к ужину.
Но Хакс все же подозрительно покосился на брошенный ею на кресло в прихожей рюкзачок — сколько вещей в нем уместилось на этот раз?
И вот они делят на двоих этот чудесный, оставшийся со вчерашнего дня ужин, приготовленный им, пьют чудесное вино, принесенное ею, и Хакс начинает терять всю обретенную прежде решимость. Сегодня Роуз почти изысканна в своих манерах — ему даже не хочется предложить ей салфетку.
Однако…
— А с кем ты живешь? — начинает он издалека.
— С Пейдж. Квартиру снимаем, — она называет район. Жуткий клоповник.
