Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [59]
По итогам плебисцита 8–9 мая 1870 г. около 8 млн граждан (то есть все, кто обладал избирательным правом – совершеннолетние граждане мужского пола) проголосовало за реформы и конституцию, 1,5 млн – «против» (соответственно 74 и 10 %, прочие воздержались). Результат по всей Франции был достаточно однородным, кроме «мятежного» Парижа: как и на выборах 1869 г., там большинство ответило «нет» политике императора («за» – 138 406 голосов, «против» – 184 344 голоса). Однако в отчете министра внутренних дел императору было сказано, что по сравнению с плебисцитом 1852 г. число проголосовавших «за» в Париже и по стране уменьшилось[361]. Журнал «L’Avenir national» высказал здравое мнение о результатах плебисцита: наверняка многие из тех, кто одобрил Конституцию, голосовали не в поддержку империи, а против революции, за социальный порядок, в надежде на постепенные перемены. Главную угрозу империи таило в себе меньшинство – непримиримые республиканцы, готовые до последнего отстаивать свои убеждения и, в отличие от многослойной либеральной партии, объединенные и организованные[362]. Интересен взгляд историка Л. Жирара на плебисцит как на успех лично императора, нежели его министра Оливье, чьи реформы «зависели от благосклонности императора, но не от доверия народного большинства»[363]. Жирар полагает, что такой итог плебисцита объяснил привязанный к конкретной личности и династии характер реформ; ценности либерализма уже изжили себя и срабатывали только под руководством сильной власти.
Но распределение голосов электората на выборах и плебисците создал или, точнее, выявил создание парадоксальной ситуации в стране: с одной стороны, выборы показали явный рост популярности политической альтернативы бонапартизму, с другой – плебисцит продемонстрировал верность нации особе императора и его политике. Первое объяснение этого расхождения заключается в том, что «да» императору сказали многие либералы и даже часть республиканцев именно потому, что только его они воспринимали как вдохновителя реформ, только с ним была связана надежда на расширение свобод. Демократическая страна проголосовала за авторитарную власть лишь потому, что такая власть представлялась единственным гарантом демократии. Общество восприняло дарованные свободы как нельзя более адекватно и в полной мере воспользовалось ими, однако признало и необходимость лидера, направляющей руки, указывающей путь этим свободам. Отметим еще одно обстоятельство. Оливье не случайно настаивал на том, что политические партии и их лидеры зачастую могут предать чаяния избирателя и потому не следует доверять им всю полноту законотворчества – и выборы и плебисцит стали будто оправданием такого взгляда: официальных кандидатов воспринимали всего лишь как агентов императора, руководствовавшихся скорое личными, чем общенациональными интересами. Император же олицетворял нацию, именно с его указами, его личными качествами и качествами правителя связывали лучшие достижения страны: экономический рост, социальное законодательство, повышение благосостояния населения, главным образом средних классов. Те, кто отдал свои голоса оппозиции на выборах, просто выразили свою солидарность с принципами политических свобод. Но эти же граждане сказали «да» императору и сохранению его власти, ибо кто, как не он, даровал эти свободы.
Можем ли мы говорить о том, что характер и итоги выборов 1869 г. и плебисцита ознаменовали рождение во Франции «либеральной империи»? Несомненно, благодаря реформам оппозиция, сначала либеральная, затем республиканская, получила возможность громко заявить о себе и участвовать в политической жизни страны. Выборы и плебисцит проходили в обстановке открытой и свободной политической борьбы, к чему и стремились либералы. Их итоги продемонстрировали пусть несколько расшатанное, но все еще прочное доверие нации к императору – эта цель также была достигнута. Либеральные идеи прочно укрепились как официальная государственная идеология. Выборы и плебисцит показали, что авторитарная власть и либеральное течение заключили прочный союз и на данный момент он дал успешные практические результаты – именно этого и добивались либералы и император, именно как союз монархии и свободы мыслилась реформаторами «либеральная империя». Другое дело, что этот союз имел парадоксальные, неожиданные для себя последствия: активизацию республиканской оппозиции и все большее ослабление либеральной.
Трагически и нелепо оборвавшаяся история смелого начинания, его глубокая внутренняя противоречивость, сложность выбора, перед которым оказалась в конце 1860-х гг. империя и ее создатель – все это сделало правление Наполеона III, его эпоху и личность карикатурой в глазах современников, настроенных на решительные перемены и с мрачным удовлетворением наблюдавших конвульсии бонапартизма и великой наполеоновской идеи. «Заигрывание» императора с либерализмом, как полагали республиканцы, сделало его еще более жалким и лишний раз доказало его беспомощность перед динамично менявшимся обществом. Для всех критиков бонапартизма (не только республиканцев, но и либералов, не пожелавших «продавать» свои идеи власти с сомнительной легитимностью) реформы остались не более чем лицемерием в интересах правящей верхушки, а сам император – могильщиком свободы французского народа. Часть общественных настроений конца 1860-х – начала 1870-х гг. и закат империи отразил юный Артюр Рембо в стихотворении, написанном после поражения французских войск под Седаном, в период нахождения Наполеона III в прусском плену:
