Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [56]

Шрифт
Интервал

. Один из соратников Ш. Делеклюза писал в журнале «Le Reveil»: «народ-суверен, неужели ты позволишь вновь себя обмануть? Восстань, свергни этих узурпаторов и убийц. Неужели ты не помнишь великих людей Конвента, уничтожавших предателей родины? Французы, на нынешних выборах для вас больше не изготавливают избирательные бюллетени, вы вольны сделать свой выбор – свергнуть тирана. Не ждите, пока вас освободят депутаты, защитите и освободите себя сами… Воспользуйтесь выборами: сделайте из предвыборной агитации призыв к революции!»[341]. Такое утверждение лишний раз отражает двусмысленность ситуации, в которую государство поставило себя по отношению к непримиримой оппозиции: разрешив этой оппозиции свободу агитации и собраний, оно тем самым проложило ей путь к победе. Что же касается конкретно либерального блока, то среди предвыборных листовок и журнальных статей подобная практически отсутствует, либо официальные кандидаты используют изначально либеральные лозунги о «свободе, порядке и прогрессе». Это подтверждает размывание либеральной оппозиции и постепенное слияние ее с программой императора.

Поэтому неудивительно, что либералы были разочарованы итогом выборов 1869 г., считая, что раз они даровали народу свободу, то симпатии электората будут на их стороне. «Неблагодарный народ, выбравший цезаристскую демократию», – писал один из кандидатов Ж. Фавру[342]. Но рабочие отдали предпочтение республиканцам, а крестьянство и средний класс – официальным кандидатам. Реформы ассоциировались у народных масс с императором, и они верили, что только его кандидаты обеспечат идеальный баланс свободы и порядка. Либералы оказались в положении «лишних людей» – их использовала власть, но их яркая, самодостаточная программа оказалась затерявшейся и невостребованной между двух политических полюсов.

Итак, по итогам выборов, в стране действовали два мощных противоборствующих течения – республиканцы и бонапартисты. Рост популярности республиканцев был ощутимым, однако победа досталась им со значительным перевесом лишь в Париже, с небольшим перевесом – в Лионе, Бордо, Марселе, Сент-Этьене[343], остальная часть Франции отдала голоса официальным кандидатам. Это выявило упадок либеральной оппозиции как самостоятельной силы, поскольку она «пожертвовала» свои принципы императору. Современник этих событий, либерал-демократ Одиллон Барро, бывший участник революции 1848 г., дал меткое определение расстановке политических сил Франции конца 1860-х гг.: «бонапартисты надели маску либерализма – это был их последний шанс выжить»[344]. Что касается республиканцев, то итоги выборов и сам ход предвыборной борьбы вселили в них надежду на развитие реальной сильной парламентской оппозиции: «Несомненно, власть парламента усилилась, и вы, депутаты, обрели столь значительное могущество, что одно ваше слово станет серьезной опасностью и существенным давлением, которые заставили бы власть уступить»[345]. По мнению историка Т. Делора, республиканцы с их программой в наибольшей степени соответствовали потребностям времени: они учли чаяния новых классов (пролетариата), новые социально-политические условия и перегруппировку политических сил; но радикализм республиканцев напугал боявшуюся «красного призрака» бонапартистскую верхушку и либералов, что помешало их сотрудничеству[346]. Очевидно одно: какова бы ни была степень востребованности и популярности в стране республиканской партии, это была политическая группа с четко оформившейся программой действий и целевой аудиторией, направленная на борьбу, а не на компромисс с властью.

Проблема выборов 1869 г. заключалась, таким образом, в динамике успеха различных политических сил по стране. В принципе, выделить географию популярности партий и изменения предпочтений электората довольно просто: Париж и крупные индустриальные города предпочли социалистов: а вслед за ними – либералов, аграрная же Франция осталась консервативно-бонапартистской. Явный перевес над бонапартистами либералы и республиканцы имели только в Париже, северных и восточных промышленных районах страны (где высока концентрация пролетариата и где буржуазия всегда была развита, самодостаточна и независима) и в нескольких крупных городах – например, в Марселе, где оппозиция набрала 47 % голосов, рекордный на то время показатель. Эти предпочтения имели как политическую, так и социально-экономическую основу: республиканцы отвечали чаяниям рабочего класса и средней буржуазии – в основном профессионалов (врачей, адвокатов, преподавателей, лиц творческих профессий – тех, кого можно назвать зачатком современного «креативного класса»); буржуазия, разочарованная в императоре, еще не оправившаяся от последствий кризиса, вместе с тем традиционно скептически смотрела в сторону социализма и выбрала реформизм – либералов; интересы консервативных бонапартистов отражали в основном чиновники различного калибра и крупнейшие финансисты, банкиры, акционеры железных дорог, занятые в сферах, традиционно крепко связанных с государственным аппаратом. Деревня, для которой главным условием процветания была политическая стабильность, осталась сторонницей бонапартизма с его откровенно популистскими, простыми, четкими обещаниями и несомненно харизматичным лидером. Ярчайшим примером аграрного консерватизма можно назвать регион Вандею: по результатам голосования он оказался самым преданным императору. Неудивительно, ведь именно там в 1793 г. вспыхнула кровавя война крестьян-роялистов против революционного Конвента, именно там формировались отряды «белого» сопротивления якобинцам. Крестьянин не делал разницы между Бурбонами и Бонапартами: и те, и другие гарантировали ему экономическую стабильность, а Бонапарты к тому же закрепили за ним право собственности на землю.


Рекомендуем почитать
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.


Струги Красные: прошлое и настоящее

В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.


Хроники жизни сибиряка Петра Ступина

У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.


Великий торговый путь от Петербурга до Пекина

Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.


Астраханское ханство

Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.


Время кометы. 1918: Мир совершает прорыв

Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.