Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [54]
Наглядное подтверждение целей и риторики официальных кандидатов можно увидеть, например, в предвыборной брошюре, распространявшейся среди шахтеров местечка Пон-Жибан в пользу вице-президента Законодательного корпуса Дю Мираля: «этот человек – близкий друг министра Руэра, надежды нашей страны, Руэра, чье могущество исходит от самого императора… голосуя за господина Дю Мираля, вы голосуете за императора… это значит голосовать за порядок, безопасность, мир, процветание и будущее ваших детей… голосуя против господина Дю Мираля, вы выбираете беспорядок и анархию… правительство выполняет свои обещания, ибо император – друг рабочих»[332]. Относительно этой официальной кандидатуры существует другой документ – рапорт министру внутренних дел, подписанный префектом департамента Пюи-де-Дом; в нем указывается тревога местных властей относительно того обстоятельства, что Дю Мираль не набрал ожидаемого преимущества голосов и уступил либеральному кандидату, со стороны которого, по мнению префекта, имела место коррупция: «результат не оправдал наших ожиданий; мы надеялись, что господин Дю Мираль наберет существенное преимущество голосов, но случилось обратное – агенты соперника оказались более ловкими, чем наши… Муниципальная администрация в этих краях организована неудовлетворительно: не налажен контакт между деревнями, и часто мэр знает только обитателей собственной деревни. К тому же, население здесь бедное и малообразованное, и неудивительно, что решающую роль для кандидата сыграли деньги и развлечения – столь могущественные инструменты выборов…»[333]. Местные власти были явно встревожены неудачами бонапартистов и опасались победы республиканской оппозиции. К данному письму приложено уникальное документальное свидетельство: сравнительная таблица по департаментам и коммунам страны, в которых отмечено численное соотношение голосовавших за официальную кандидатуру и оппозицию. Из таблицы следует, что в большинстве департаментов перевес, пусть и небольшой, был на стороне официального кандидата; исключение составили коммуна Сен-Жерве (где соотношение бонапартистов и оппозиции составило 1016 против 1323), Манзар (1029 – бонапартисты, 1640 – оппозиция), Мена (712 – за бонапартистов, 1691 – за оппозицию), Монтагю (всего 414 сторонников официальных кандидатов и 1814 – оппозиционных). Для коммун, проголосовавших большинством за оппозицию, префектом сделаны примечания о том, что подобное «упущение» произошло по вине мэров, не сумевших в достаточной степени повлиять на избирателя. Отсюда можно сделать вывод о том, что местные власти уповали на мэров как на верных агентов правительства, призванных пресекать проявления оппозиционности; например, относительно коммуны, где бонапартисты победили с преимуществом 189 против 2, префектом оставлено примечание: «отличный мэр, преданный правительству». И наоборот, мэр коммуны, проголосовавшей за оппозицию, характеризуется как «предавший нас и долженствующий быть смещенным», или «не способный противостоять пропаганде оппозиции»[334]. Таким образом, несмотря на официально провозглашенную свободу агитации и участия в выборах всех политических партий, для этой свободы существовал противовес в лице мэров – правительственных чиновников, не избиравшихся народом; тем самым правительство оставило для себя лазейку административного ресурса, помогающую контролировать оппозицию и предоставлять расширенные возможности официальным кандидатам.
Нет нужды говорить, что такое мафия, — ее знают все. Но в то же время никто не знает в точности, в чем именно дело. Этот парадокс увлекает и раздражает. По-видимому, невозможно определить, осознать и проанализировать ее вполне удовлетворительно и окончательно. Между тем еще ни одно тайное общество не вызывало такого любопытства к таких страстей и не заставляло столько говорить о себе.
Южный полюс, как и северный, также потребовал жертв, прежде чем сдаться человеку, победоносно ступившему на него ногой. В книге рассказывается об экспедициях лейтенанта Шекльтона и капитана Скотта. В изложении Э. К. Пименовой.
Монография представляет собой исследование доисламского исторического предания о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле, связанного с Южной Аравией. Использованная в исследовании методика позволяет оценить предание как ценный источник по истории доисламского Йемена, она важна и для реконструкции раннего этапа арабской историографии.
Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.