Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [52]
Однако Законодательный корпус не получил полноценного права законотворческой инициативы, он мог лишь обсуждать предложенные императором законы, то есть его законодательная власть заключалась в праве обсуждения. Право назначать референдум также оставалось за императором, народ не мог предлагать вопросы для общенационального голосования (чего пытались добиться республиканцы). Но существенное изменение коснулось министров – Конституция объявила их «ответственными», отныне они были обязаны отчитываться о своей работе перед парламентом. И все же, несмотря на ограниченность инициативы парламента, этот орган благодаря реформам обрел гораздо более существенную роль в законотворчестве, чем в авторитарную эпоху: он получил право внесения поправок, подачи запросов в Сенат и право контроля за деятельностью министров.
Что касается гражданских свобод, то в Конституции 1870 г. из них была прописана только одна – всеобщее избирательное право и референдум. Остальные (свобода прессы и публичных собраний) были закреплены в отдельных специальных законах. Закон о прессе закрепил право каждого гражданина издавать периодическое издание без предварительного разрешения правительственных чиновников, но при этом сохранил цензуру в форме предоставления издания префекту департамента или мэру; сохранялся особый суд над «преступлениями прессы», вопреки проекту либералов о подчинении прессы общему для всех граждан суду присяжных[313]. Общественные собрания объявлялись свободными, то есть для их проведения отныне не нужно было специальное предварительное уведомление, предоставляемое в полицию; но на политических собраниях (в основном предвыборных встречах кандидатов с избирателями) должен был присутствовать наблюдатель от полиции[314]. Важнейшей гражданской свободой Конституция признавала суверенитет нации – всеобщее избирательное право, и подразумевала прочие свободы под «соблюдением принципов 1789 г.».
Как считал Оливье, эта конституция стала «идеальной серединой между монархией и республикой», она закрепляла всю полноту парламентской борьбы народа за свои свободы, предотвращая революцию; все составляющие власти сдерживают и контролируют друг друга, в конечном итоге народный контроль через парламент и плебисцит распространяется и на Законодательный корпус, и на ответственных министров, и на императора[315]. «Отныне французское правительство – это не каста, не партия, это – общество, народ, это – демократия», – так отозвался о сути принятой Конституции депутат-либерал де Жироньер[316]. Как мы видим, либералы уже уверенно апеллировали к понятию «демократия» и отождествляли его с современным развитым государством, с его основой. Не только либералы, но и бонапартисты признали, что новая Конституция закрепила «суверенитет нации» в качестве «главного принципа, на котором основаны наши институты»[317]. Получается, что новая Конституция должна была стать платформой для всех слоев и идеологических течений французского общества. Вслед за марксистами и социалистами ее вполне правомерно было бы назвать «социальной демагогией» и «лавированием». По положениям этой Конституции нетрудно понять, что все реформы и свободы нацелены на сохранение власти императора; однако эта цель вполне могла бы быть оправдана средствами ее достижения: все-таки власть прислушалась к обществу и дала ему свободы.
5. Итоги: выборы 1869 г. и плебисцит 1870 г.
Картина проведения реформ, их результаты и восприятие их общественностью были бы неполными без изучения последовавших за ними событий – выборов в Законодательный корпус в 1869 г. и национального референдума по реформам и новой Конституции в 1870 г. Эти события стали той самой «практикой», задача которой – проверить на прочность теорию: либо развенчать ее как несостоятельную, либо доказать ее эффективность, либо выявить нечто совершенно новое, не вписывавшееся в изначальные планы мыслителей-реформаторов. Разумеется, именно поведение, реакция общества всегда является самой верной и строгой проверкой любой теории. Для истории же Франции любая реформаторская деятельность и вовсе стала искрой, необходимой для разжигания буйного пламени. Казалось бы, реформа должна умерить социальные страсти и так или иначе удовлетворить чаяния партий, групп, классов; однако для французов реформы всегда означали не завершение, а начало. Признание Людовиком XVI Декларации прав человека и гражданина можно считать своего рода реформой, но она повлекла за собой усиление гнева и решительности со стороны третьего сословия. Политика единственного, пожалуй, подлинно либерального монарха Луи-Филиппа была ответом на абсолютистскую реакционность последних Бурбонов; однако и она была осмеяна обществом в 1848 г. А последовавшая революция с ее значительным демократическим прорывом завершилась режимом личной власти, которому нация на тот момент с готовностью подчинилась. Что же на этот раз ответило общество «освобожденным свободам», удовлетворили ли эти свободы чаяния как нации, так и власть придержащих? Иными словами – кто выиграл?
