Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [44]

. Поэтому Персиньи настаивал на сохранении прежней системы наказания периодических изданий: он полагал, что жесткая критика власти в прессе может быть расценена как политическое преступление, а журналистов должен в таком случае судить особый суд по преступлениям прессы[263]. Но, как и либералы, Персиньи полагал, что свободная пресса – наилучший способ избежать конфликтов власти и общества, их взаимных предубеждений, непонимания; пресса внесет ясность и определенность в эти отношения, общество и власть смогут свободно общаться и высказываться, общество сможет судить о государе и правительстве по их реальным делам, а не по домыслам; свобода прессы сделает бессмысленным стремление масс бунтовать, а государства – прибегать к репрессиям: «Свобода прессы – это преграда злоупотреблениям власти, амбициям и интригам. Сильной власти, действующей в интересах нации, нечего бояться и скрывать, напротив, свобода дискуссий – для ее же блага. Свобода прессы – это обмен идеями, естественный и закономерный для любого социального организма, для современного общества…»[264]. Бонапартисты признают, что принципы 1789 г. уже давно стали национальной платформой, примиряющей все политические силы, а в число этих принципов входит и свобода слова. Поэтому в данном аспекте вопрос лучше ставить под иным углом: в какое русло нужно направлять эту свободу? Конечно же, в русло защиты авторитета императорской особы от грязи со страниц бульварной прессы, существующей ради развлечения черни. Раз уж распространение такого рода прессы в современном обществе неизбежно, задача правительства – контролировать эту прессу, защитить от нее императора и наиболее образованную часть общества[265].

Столь бурные и противоречивые страсти вокруг вопроса о свободе прессы отметили собой важную особенность данного периода. Ею стала невероятная популярность почти совсем новой отрасли общественной деятельности – политической журналистики, ее проникновение во все сферы социально-политической жизни. Журналистика отныне формирует и направляет взгляды, образ мыслей и даже стиль жизни, управляет информационными потоками, она влиятельна и доступна, она – знак эпохи, в которую общественное мнение переместилось из литературы и салонов на улицы, на страницы журналов и газет. Более полувека относительных свобод прессы не прошли бесследно для французского общества, оно научилось воспринимать широкую социальную полемику как неотъемлемую часть своей жизни, газеты и журналы стали для него наиболее эффективным способом выражения мнений и обмена информацией. Не просто популярность, но жизненная необходимость периодических изданий различных идейных направлений для французского общества того периода сравнима, например, с современной системой интернет-блогов, которые используются не просто как составляющая информационного потока и личного общения, но имеют яркую социальную окраску, влияют на политические решения и общественную жизнь, помогают в самоорганизации граждан и в выражении их требований к правительствам. Подобно тому как социальная сеть facebook и блог twitter были задействованы в эскалации массовых протестов во время «арабской весны» 2011 г., так и во второй половине XIX в. либеральные, республиканские и социалистические газеты вполне могли всколыхнуть народные волнения или развернуть полемику по острым социально-политическим вопросам. Как уже говорилось в предыдущей главе, развитие технологий и совершенствование средств связи и передвижения неизбежно сопровождается ростом потоков информации, которые распределяются в той или иной степени между их «оракулами» – прессой.

Поразительно, что еще в 1840-е гг. идеи о свободе и роли прессы, весьма схожие с идеями Оливье, высказал Ф. Р. Де Шатобриан в своих мемуарах: «Пресса – новая стихия, невиданная прежде сила, пришедшая в мир недавно; это – слово, ставшее молнией, это социальное электричество. Разве в вашей власти уничтожить ее? Чем сильнее будете вы притеснять ее, тем скорее произойдет взрыв. Следовательно, вам необходимо примириться с прессой, как примирились вы с паровой машиной»[266]. Данная позиция прекрасно обозначает то место, которое заняла пресса в общественной жизни Франции (да и Европы в целом) к середине XIX в.

Другим важным пунктом либеральной программы реформ была свобода собраний, вопрос о которой становился особо острым в преддверии выборов в парламент. Бонапартистская элита, полагавшая, что такие собрания станут оазисами распространения оппозиционных идей, с начала 1850-х гг. поставила их под строгий контроль полиции, что на деле чаще всего означало их разгон либо запрет. «Разрешить подобные собрания – значит возродить якобинский террор», – писал проправительственный журнал «La Patrie[267]». Однако Оливье и его соратники считали свободу собраний необходимой для эффективного функционирования всеобщего избирательного права: свободные и справедливые выборы могут происходить только после непосредственной встречи кандидатов с избирателями, при публичном оглашении программы партии, которую кандидат подробно разъясняет на языке, доступном широким массам, тем самым вверяя себя суду электората