Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [40]

. В итоге, по мнению республиканцев, обсуждение и принятие законов оставалось полностью срежиссированным императором: «Это пресловутое право парламентского запроса, которое подразумевает, что ни один депутат не смеет подать запрос правительству, пока оно само не сочтет нужным принять этот запрос – все эти кривляния и ужимки, придуманные для того, чтобы внушить нации и Законодательному корпусу, что он – не театр с декорациями, – и это император называет либеральными уступками?»[233]. По мнению республиканцев, либералы, договорившиеся с императором, превратились в новую «партию власти» взамен бонапартистской и становятся столь же управляемыми и зависимыми от решений главы государства.

Республиканцы не видели разницы между бонапартистским десятилетием и преобразованиями «либеральной империи» – согласно их позиции, самым крупным просчетом либеральной программы было сохранение полномочий монарха при демократических институтах; такая компромиссная система вредна как для монархии (она придает лицемерный характер традиционным монархическим принципам, которые, при всех их издержках, следует чтить как дань национальной истории), так и для республики, вселяя неудовлетворенность в сердца масс, делая демократические институты лицемерными. Невозможно совместить конституционную монархию со всеобщим избирательным правом, так как ответственным за судьбу народа становится монарх, а не сам народ; а фундаментальным республиканским принципом было именно возложение на народ всей ответственности за свою судьбу и за судьбу избранного им государя. Суверен – это нация, государь – лишь чиновник на службе у этой нации, и ее неотъемлемое право – требовать от этого чиновника, смещать его за неисполнение своих обязанностей. Подлинная демократия, подлинная свобода не могут быть дарованы свыше монаршей милостью: в таком виде они в любом случае останутся ущемленными, подконтрольными государю, а не народу, и тем самым происходит узурпация народных прав: «Свобода может существовать при любой форме правления, но есть только один режим, который гарантирует, закрепляет свободу – республика»[234]. «Ни один вид монархии не может отвечать требованиям демократии и революции, ни один вид монархии не может приспособиться к свободам и всеобщему избирательному праву»[235].

Бонапартисты обрушились на реформу с не менее жесткой критикой, чем республиканцы. Как уже было отмечено выше, одним из самых непримиримых противников компромисса империи с демократией был герцог де Персиньи. Он готов был одобрить реформы только если они способствовали сохранению авторитета и сильной власти императора, но постоянно предупреждал об опасностях чрезмерного потакания оппозиции. Он, будучи самым непосредственным участником событий, задействованным в государственной машине, считал смену политического курса результатом интриги либералов против бонапартистов, причем император в его описании предстает жертвой происков оппозиции, решившей захватить власть. Для республиканцев смешение монархии и демократии было преступлением против народного суверенитета, против демократии; для консерваторов это было преступлением против монархии, осквернение особы императора с его широкими полномочиями, общенациональным авторитетом, всеобъемлющим контролем над всеми институтами. Парламентский режим мешает цементированию общества на основе единой идеологии, являя собой борьбу идей и партий; раскол на мелкие группы, соперничество между ними ведут к эрозии единства, вовлекают правительство в паутину политической борьбы, в то время как оно должно быть независимо от брожений и требований партий и общества. Это, в свою очередь, подрывает авторитет самого правительства и монарха, который становится объектом нападок со стороны партий и всех недовольных деятельностью министров и парламента, но император неприкосновенен и неподсуден, за беспорядки и бедствия в стране ответственен не он, а погрязшие в мелочном соперничестве парламентские фракции: «В этой ситуации вызывает наибольшие опасения то обстоятельство, что общественное мнение судит о деятельности правительства на основе раздоров в идеях и программах… При виде всех противоречий, раздирающих министерства, при виде верных сторонников правительства, низвергнутых врагами, при виде интриганов и подчинения интересов народа частным интересам… одни решат, что император окружен предателями среди его недостойных слуг; другие решат, что страна брошена на произвол судьбы без правителя, без руля и ветрил…»[236].

Персиньи – противник парламентской монархии, поскольку она нивелирует полномочия государя и делает министров подотчетными парламенту; это приводит к узурпации властных полномочий у монарха в пользу депутатов, «поглощению власти исполнительной властью законодательной… Либералы и республиканцы стремятся к установлению режима, противоречащего как институтам империи, так и принципу американской парламентской системы, запрещающей представителям администрации, министрам, чиновникам отчитываться о своей деятельности перед парламентом»[237]. Власть должна быть изъята у парламента – при наличии множества фракций создается фактически несколько правительств, несколько государей, страна оказывается на грани политической раздробленности. Исполнительная власть и законодательная инициатива, контроль за общественной жизнью, идеологией, разработка всех политических стратегий должны принадлежать одному лицу – монарху. «Цивилизация, – писал он, – никогда не могла сделать ни шага без воли одного человека, человека решительно действующего, поскольку только один человек может быть истинным представителем народа, активным выразителем его воли, способным выразить в себе определенную стадию развития человечества. Единство – основное условие для созидания и действия»