Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [29]

Еще один важный пункт в идеях Оливье, привлекающий к себе внимание, – это смысл, вло женный им в понятие «народ». Применительно к гражданам страны он использует два термина – «народ» (le peuple) и «нация» (la nation). Это расхождение весьма существенно, ибо данные термины во французской общественной мысли исконно имели противоположные друг другу значения. «Нация» (помимо, разумеется, этнического значения термина) – это изначальное демократическое обращение к французам, появившееся в первых документах революции 1789 г.; этот термин носил наиболее благородное, возвышенное значение – свободные граждане, избиратели и собственники, лучшие представители населения, участвующие в политической жизни. «Народ» – это термин с достаточно пренебрежительным значением: толпа, необразованный сброд, санкюлоты[163]; на раннем этапе революции народ понимался как массы, движущие эту революцию – например, такое определение встречается у Марата[164]. Впрочем, теоретики революции и их вдохновители (такие, как Руссо) понимали народ как носитель верховного суверенитета, способный отвоевать свои узурпированные права. Презрительное толкование характерно для более поздней эпохи – либерализма: в народе начали видеть символ «террора свободы», противоречащий конституционно-правовым принципам 1789 г. Хотя в трудах мыслителей Просвещения и защитников «третьего сословия», например, аббата Сийеса, «нация» обозначает политическое, гражданское самовыражение «народа» – опять же, наиболее благородную стадию его развития. «Нация» тем самым становилась идентичной «третьему сословию», а «народ» в процессе отвоевания своих прав формирует суверенную «нацию». При изучении как трудов Оливье, так и программных документов его партии бросается в глаза то, что либералы 1860-х гг. очень редко употребляют термин «народ», предпочитая, например, в листовках и воззваниях обращаться к соотечественникам «французы!» («français!») или «граждане!» («citoyens!»); то же самое обращение замечено и в текстах публичных выступлений Наполеона III. При этом термин «нация» встречается довольно часто. Это позволяет прийти к выводу о том, что либералы той эпохи все же хранили верность идейной традиции своих предшественников и не смешивали эти понятия или же заменяли их нейтральным «les français». Таким образом, несмотря на устоявшийся принцип всеобщего избирательного права и не характерное для либеральной традиции уважение к нему Оливье, новое поколение либералов предпочитало апеллировать к наиболее образованным, мудрым и зажиточным обладателям права голоса, что, несомненно, сближает их с предшественниками.

2. Преобразования в институтах власти

Реформа системы исполнительной и законодательной властей, а также их функционирование и взаимодействие, стали для либералов одним из самых острых вопросов. Поскольку существующая система оказалась совершенно не адекватной новой реальности – всеобщему избирательному праву и процессам формирования гражданского общества – они были задавлены бюрократическим аппаратом и фактически бесправным парламентом.

Наибольшее недовольство Оливье и его соратников вызывала несменяемость кадров в Государственном совете и министерствах – оплотах бонапартистских ставленников, которые не отчитывались о своей деятельности перед парламентом, перед представителями нации. «Государственный совет, попечитель Законодательного корпуса, превратился в пристанище престарелых чиновников и отставших от времени депутатов, он показал себя ниже своего воспитанника, и все это ставило под вопрос законность его всемогущества», – пишет Оливье[165]. Критикуя отсутствие широких полномочий парламента, Оливье одновременно замечал, что то же самое происходит и с министрами: государь не должен делать из них агентов своей личной власти, но выбирать их из числа самых разных людей, разных поколений и убеждений, и о том, насколько они верны монарху и нации, будет судить не суверен, но граждане через своих представителей в парламенте, то есть через введение министерской ответственности. В настоящее время система властей замыкается в порочный круг: «Власть безответственна в своей основе, поскольку ее чиновники не несут наказания; безответственна в середине, где министры отчитываются только перед императором; безответственна наверху, поскольку, лишенный права осуществлять контроль за действиями верховной власти, Законодательный корпус лишен даже права узнавать о них и их обсуждать»[166]. Оливье подчеркивал, что его требования носят не атакующий, но скорее защищающий характер во благо империи, которая не может оставаться сильной только путем давления сверху: власть в ней должна распределяться справедливо, гармонично и с равной ответственностью между правительством, гражданами и их представителями: «Когда мы требуем ответственности министров перед парламентом, это делается не с целью ослабить власть, но для того, чтобы создать для нее гармоничную основу, чтобы действительно заставить ее взаимодействовать с представительной властью и дать ей возможность выйти из изолированного положения, которое опасно и для власти, и для нации»