Королева воинов - [115]

Она замолчала, надеясь, что дочери поймут, что у нее не остается иного выбора, кроме как…

— Мы хотим остаться с тобой, мама, — сказала Таска.

— Мы умрем с тобой, — добавила Каморра.

Боудика кивнула и поцеловала дочерей.

Их тела нашел центурион и сообщил об этом Фабию. Когда тот подъехал, то увидел королеву бриттов Боадицею. Она лежала, обнимая своих детей, словно защищая их от целого мира. Они были мертвы, возможно, уже более двух часов.

Он распорядился прикрыть их тела и с почестями отнести в римский лагерь, чтобы дождаться решения командующего.

Несмотря на усталость, Светоний вышел из шатра и подошел к этим трем трупам и поднял укрывавшую их ткань. Он долго стоял над ними, и Фабий никак не мог разглядеть выражение его лица.

В темноте правитель Британии накрыл мертвых покрывалом и тяжело вздохнул:

— Это и есть наш враг? Интересно, как бы выглядел я, проиграв свою последнюю битву? Как она, — молодым и сильным? Или так, как я чувствую себя сейчас, — стариком, которому следовало бы нянчить внуков, а не руководить убийством бесчисленных мужчин и женщин?

— Что делать с телами?

— Детей унесет эта река, чтобы вечно баюкать их своим течением. Мать, однако, посмела поднять восстание против Рима. За это она должна понести наказание. Ее тело будет отвезено в Лондиний. На северной окраине города есть пустырь, ее тело будет оставлено там без погребения, пусть оно истлеет и вернется земле. Вороны будут кружиться и клевать ее плоть, а все проходящие мимо — чувствовать запах тлена и наполняться отвращением. Это — достойное место для такой женщины, как Боадицея. Она была героиней для своих людей, но привела их к гибели. Таково мое решение.

Светоний повернулся и ушел в палатку. Теперь, когда восстание было подавлено, он впервые собирался выспаться.

Эпилог

Рим, дворец императора Нерона

Император побагровел от ярости.

— Хочу! — завопил он. — И сделаю то, что хочу! Пойми меня, философ. Император получит то, что хочет!

— То, что ты хочешь иметь, и то, что можешь получить, — разные вещи, — сказал Сенека. Он изо всех сил пытался сохранить спокойствие. Они часами обсуждали этот вопрос, и каждый раз, когда философ приводил очередной сокрушительный довод, Нерон снова начинал выть, биться в истерике и кричать, что ему безразлично мнение жителей Рима и Сената — он хочет лишь получить желаемое.

— Я должен получить то, что хочу, и если кто-нибудь попытается меня остановить, то лишится жизни! Я швырну их на арену ко львам, отправлю на галеры, и неважно, кто это будет! — Он повернулся к Сенеке и снова завопил: — Хочу!

— Цезарь, умоляю тебя понять. Юная Поппея очень мила, приятна и привлекательна. Она была твоей любовницей целых два года. Разве этого не достаточно? Укладывай ее и дальше в постель, бери с собой на виллу в Неаполе и катай на лодке. Делай все, что душе угодно. Но ты не можешь жениться на жене сенатора Отия! Скандал будет невероятным, а люди придут в ярость, особенно когда узнают, что она — иудейка. Ты же знаешь, как относятся сейчас горожане к иудеям и христианам.

— Но почему я не могу на ней жениться? — заверещал Нерон. — Я хочу жениться на Поппее.

— Ты уже женат на императрице Октавии.

— И что?

— То, что для женитьбы на Поппее тебе нужно сначала развести ее с сенатором Отием, а самому развестись с императрицей.

— И что?

— А то, что императрица Октавия — дочь бога Клавдия, сестра Британика, племянница Германика и праправнучка сестры Августа! Она самая уважаемая из римских женщин, она императрица Рима. Разведись с Октавией — и весь дворец с грохотом рухнет на твою голову. Люди этого не потерпят, Сенат не примет, армия не одобрит, Отий будет против, и, уж конечно, сама Октавия будет более чем против!

— Но я хочу жениться на Поппее!

— Тогда ты вынудишь армию восстать, и тебя ничто уже не защитит.

— У меня есть преторианская гвардия. Они все германцы, и они гроша ломаного не дадут за Октавию, Августа и всех остальных, но будут сражаться за своего императора.

Сенека уставился на Нерона в изумлении:

— Ты начнешь гражданскую войну?!

Нерон понял, что зашел слишком далеко, и пожал плечами. Его угрюмость подсказала Сенеке, что настаивать не стоит. Философу стало ясно, что император давно не владеет ситуацией. Наверное, именно в тот момент Сенека решил отойти от дел и переехать подальше от Рима.

Они сели, взмокшие, словно измученные гладиаторы, и пригубили вино.

— Смогу ли я когда-либо жениться на Поппее? — спокойно спросил Нерон.

«Да» означало бы немедленную смерть Октавии от яда, «нет» — его собственную. Сенека подумал и осторожно промолвил:

— Такое может случиться, но процесс будет очень долгим, цезарь. Тебе пришлось бы отправить сенатора Отия правителем в какую-нибудь далекую провинцию. Затем императрица Октавия должна захотеть развестись с тобой ради интересов империи. Она могла бы сказать Сенату, что не в состоянии дать тебе наследника, и потому извиняется перед народом Рима за свою ошибку. В ответ ты дал бы ей богатое содержание, деньги и виллу. Это стоило бы целого состояния, но лишь так можно предотвратить гражданскую войну. — Сенека подчеркнул последние слова, чтобы убедиться, что Нерон понял все последствия попытки отравить Октавию.