Королева красоты Иерусалима - [94]

Рахелика сидит, опустив голову, и ждет.

– Рахелика, керида, – говорит он мягко, к ее удивлению, – из всех дочерей я только на тебя полагаюсь. Ты девочка серьезная, ответственная. Я понимаю, что причинил тебе зло, забрав из гимназии и заставив работать в лавке, но ты ведь видишь, как я в тебе нуждаюсь. Что бы я делал, если бы тебя не было? Как я могу доверять Мацлиаху – он же полная противоположность своему имени?[89] Как я могу полагаться на Аврамино? Мало того что он остолоп – он даже не член семьи. Только на тебя я надеюсь, девочка моя, только ты со своим умом можешь спасти лавку. К тому же ты единственная, кто не станет меня обкрадывать. И потому с этой минуты ты будешь главной в лавке. Я болен, керида, ноги мои уже не ходят – не только на Махане-Иегуда, но вообще никуда. Так что ты должна присматривать за лавкой – ради меня, ради мамы, ради сестер, ради нашей семьи.

Рахелика молчит, пытаясь осознать меру ответственности, которую отец только что возложил на ее плечи. Она лихорадочно соображает. Как получилось, что он на меня не сердится за то, что английские полицейские поймали меня во время комендантского часа? А как я смогу управлять лавкой, если работаю и учусь? И отец, как будто прочитав ее мысли, говорит:

– Тебе придется бросить учебу.

У Рахелики перехватывает дыхание. Ей остались считаные месяцы до окончания школы, она должна ее закончить, должна продолжать учебу в семинарии. Впервые в жизни она возражает отцу:

– Мне очень жаль, папа, но я не могу бросить учебу.

– Ты не можешь бросить учебу? – Он повторяет ее слова, словно не веря своим ушам. – Тебе так важны занятия – или, может, есть другая причина?

Так вот оно что – отец догадался об ее подпольной деятельности…

Но, как ни странно, отец даже не упоминает «Эцель». – Думаешь, я настолько простодушен? – продолжает он. – Думаешь, я в самом деле верю, будто ты каждый день ходишь к подруге готовиться к экзаменам? Твоя школа ведь рядом с Кикар-Цион, а там кафе «Европа» и «Вена», где слоняются английские ублюдки. – О господи, папа, я клянусь тебе, что в жизни не ходила ни в одно кафе! Тем более в такие кафе, где сидят англичане.

– Ладно, – говорит он примирительно. – И все же другого выхода нет, тебе нужно присматривать за лавкой, а совмещать это с учебой ты не сможешь. Придется, керида, прервать учебу.

– Я сделаю все, что ты скажешь, – умоляет Рахелика, – только не проси меня бросить учиться.

– Но тогда лавка полетит ко всем чертям, и мне нечем будет вас кормить.

Он ни словом не заикнулся об английских полицейских, которые поймали ее на улице во время комендантского часа, не устроил ей взбучку за то, что она попалась; он сказал лишь то, что сказал, и отправил ее спать. – Что мне делать? – спрашивает Рахелика Луну, которая ждала ее.

– У тебя нет выхода.

Луна ласково гладит ее по волосам. Она знает, что Рахелика твердо решила выучиться и стать учительницей, но она понимает и отца. Если Рахелика не подключится к делу, курд Мордух наложит лапу на их лавку, как уже наложил лапу на фабрику халвы – та отошла к его семье. Хорошо бы сестра перестала подвергать себя опасности в ночных приключениях, из-за которых в дом заявляются английские полицейские. Хорошо бы Рахелика стала немножко как она – не такой умной, попроще, и стремления у нее были обычные, как у самой Луны, – найти жениха, завести семью, а не высокие – прогнать англичан и построить независимую страну. Высокие стремления пусть останутся мужчинам. – Ты должна сделать то, что папа говорит, – мягко увещевает она Рахелику. – И вообще, ты слишком рискуешь. Думаешь, я не знаю, что полицейские поймали тебя, когда ты клеила листовки? Думаешь, я не понимаю, что происходит? Тебе здорово повезло, что папа тебя не подозревает. Он запретил тебе быть в «Хагане», а ты назло ему вступила в «Эцель»!

– Я ничего не делаю назло, я хочу участвовать в освободительной борьбе.

– Ты должна участвовать в семейной борьбе. Если папа узнает, что ты в «Эцеле», он попросту выгонит тебя из дому. Он этого не примет, ты же у нас хорошая девочка, это разобьет ему сердце.

– Он не узнает, если ты ему не расскажешь. Поклянись, что не расскажешь!

– Понятно, не расскажу. Но ты должна порвать с «Эцелем». Рано или поздно тебя схватят и посадят в кутузку. И это сейчас, когда ты так нужна папе в лавке!

– Луна, но что мне делать? Я не хочу управлять лавкой. Мне не справиться с дядей Мацлиахом, он ужасно бестолковый, и с этим рохлей Аврамино, а Мордуха я вообще ненавижу!

– Я тоже ненавижу Мордуха, Рахелика. С той минуты, как папа с ним связался, он приносит нам одни несчастья.

– Мерзавец этот курд, – говорит Рахелика. – Входит в лавку, будто хозяин, разглядывает все вокруг, точно лавка вот-вот будет принадлежать ему. Все трогает, переставляет, задает вопросы.

– Через мой труп она будет принадлежать ему! – Кровь бросается Луне в голову. – Я сама встану в лавке, я своим телом загорожу ему вход.

– Этот курд – наш злой гений, Луна, он только и ждет подходящего момента, чтобы завладеть лавкой, вышвырнуть оттуда папу и привести кучу своих детей вместо нас.

– Вот именно поэтому, дорогая моя, ты должна сделать то, что папа просит, у тебя нет выбора!