Королева красоты Иерусалима - [92]

Кот, спрыгнувший с мусорного бака, заставил ее сердце на миг остановиться. Что делать? Она тенью прилипла к стене дома. Решение пришло мгновенно: выбросить клей и листовки в бак, с которого спрыгнул кот. Завтра она за это расплатится, но сегодня ей нужно спасать себя. Выбора нет. Она пойдет в сторону дома, а если анемоны ее схватят – что ж, она скажет отцу, что была в школе до позднего часа и не успела прийти домой.

О господи, я боюсь отца больше, чем британскую полицию… С каких это пор я стала думать как Луна?

Она молится, чтобы получилось солгать отцу в лицо. Но, прежде чем она успевает придумать, что именно соврет отцу, ей приходится врать полицейским, выпрыгнувшим из патрульной машины.

– Что вы делаете на улице? Вам неизвестно, что сейчас комендантский час? – кричит на нее английский полицейский.

– Простите, господин полицейский, – она натягивает на себя маску невинной овечки. – Я была в школе и не заметила, что начался комендантский час. Мне нужно попасть домой, прошу вас! – она пытается его разжалобить. – Родители, наверное, с ума сходят от волнения…

Но полицейский только ожесточается и требует, чтобы она открыла свой ранец и вынула все его содержимое. На ее счастье, в ранце только тетради и книги – спасибо Луне, которая посоветовала ей разорвать газету «Эцеля» на мелкие кусочки и бросить в унитаз. Слава богу, что она успела выбросить листовки и клей.

Полицейский велит ей сложить тетради и книги обратно в ранец и сесть в машину. Дрожа от страха, она подчиняется. Сейчас ее отвезут в тюрьму, задвинут за ней решетку. Папа не простит мне, думает Рахелика, он запрет меня дома; хуже того – он решит, что я стала как Луна. Ей ужасно не хочется разочаровывать его. У отца и так сейчас тяжелое время, его снедает тревога и горечь, он замыкается в себе, ничего не говорит, только хмурит лоб, а это значит, что он сердится. Но он никогда не дает гневу вырваться наружу, не кричит, не ругается, и это гораздо хуже, чем если бы он кричал или даже бил.

– Адрес, – требует полицейский.

Она говорит ему адрес на Кинг-Джордж – и тут же поправляется, называет адрес в Охель-Моше. Прошло уже почти десять месяцев с тех пор, как они оставили квартиру на Кинг-Джордж и вернулись в Охель-Моше, а она все никак не привыкнет.

Патрульная машина едет по пустым улицам, и, к ее ужасу, водитель включает сирену. Вой сирены раздирает уши, Рахелика не сомневается: сейчас машина остановится возле полицейского участка, и ее отведут в тюремную камеру. И кто знает, сколько времени там продержат. Но машина проезжает мимо полицейского участка и останавливается у ворот Охель-Моше. Рахелику высаживают из машины, и двое полицейских сопровождают ее с обеих сторон.

То, что происходит дальше, не смогла бы изобрести даже самая буйная фантазия.

Полицейские забарабанили в дверь.

– Откройте! Полиция!

Рахелика, дрожа от страха, представила себе, как все соседи глядят сейчас из окон, видят ее в сопровождении двух полицейских и протирают глаза, потрясенные. Неужели у такой тихой девочки неприятности с полицией?

Дверь открывает мать.

– Слава богу! Опять у нас из-за тебя сердечный приступ! Мы уже думали, с тобой что-то случилось!

И, даже не спрашивая полицейских, что им нужно, втаскивает Рахелику в дом:

– Габриэль, слава Всевышнему, Рахелика дома!

Отец поднимается со своего любимого кресла и выключает радио. Нетвердо стоя на ногах и держась за спинку кресла, он поднимает вопросительный взгляд на Рахелику и полицейских. Луна и Бекки тоже вышли из своей комнатушки в гостиную.

– Ваша дочь находилась на улице во время комендантского часа в нарушение закона, – говорит один из полицейских.

– Прошу прощения, господа, право же, я очень сожалею, – Габриэль с усилием делает шаг им навстречу. – Вы, должно быть, сами знаете, как нелегко растить дочерей в наши дни. А вы, – поворачивается он к ошеломленным дочерям, которые стоят как приклеенные, – что вы тут стоите как истуканы, подойдите и представьтесь гостям.

И, повернувшись к полицейским, с преувеличенной любезностью представляет им дочерей:

– Познакомьтесь, пожалуйста, джентльмены: это моя старшая дочь Луна, а это младшая, Бекки. Ну а со средней, Рахелью, вы уже знакомы. Она хорошая девочка, но слишком мечтательная. Это уже не первый раз, когда она опаздывает домой во время комендантского часа. Я ее прощаю; надеюсь, что и вы тоже.

При виде красивых девушек полицейские заулыбались. Роза, стоявшая у входной двери, встрепенулась и пригласила полицейских к столу.

– Прошу вас, господа, садитесь, угощайтесь, – и она поспешно принесла миску со свежими бисквитами, шепнув Луне, чтобы та потчевала незваных гостей.

Габриэль подошел к буфету, достал хрустальный графин с отличным бренди, налил в хрустальные рюмки и выпил с полицейскими. Те с удовольствием потягивали коньяк. Когда рюмки пустели, Габриэль подливал еще, а Роза хлопотала вокруг гостей. Те уже позабыли о службе и вели с Габриэлем оживленную беседу о трудностях воспитания детей, словно давние знакомцы.

– О боже, они не собираются уходить, – пожаловалась Роза на кухне дочерям.

– А зачем им уходить? Три красивые девушки, хороший коньяк, чего ради уходить? – с презрением сказала Рахелика.