Королева красоты Иерусалима - [71]

– Я не выношу, когда она ко мне прикасается.

– «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле…» – процитировала Рахелика. – А ты так относишься к матери, что умрешь раньше, чем станешь невестой.

Слава богу, наконец-то Луна благополучно окончила народную школу в Охель-Моше. Теперь предстояло подумать о ее будущем.

Габриэль не сомневался, что дочь захочет работать у него в лавке, и был уже готов к этому; пусть работает, пока не выйдет замуж, решил он. Но, к его удивлению, Луна как-то пришла в лавку и заявила:

– Я хочу учиться дальше. Хочу учиться в английской школе.

Габриэль заколебался. Он как раз прочел в газете статью, где осуждалась учеба еврейских детей в христианских миссионерских школах. Тысячи мальчиков и девочек из ашкеназских, сефардских и других общин, писалось там, возвращаются домой из английских миссионерских школ в Старом городе и в Ратисбоне, и это уже становится настоящим бедствием. И он пошлет свою дочь учиться к миссионерам?

Вопреки обыкновению, он решил посоветоваться с Розой. А она, как водится, не способна дать хороший совет. С одной стороны, ее приводит в ужас, что Луна будет учиться у англичан. С другой – может, им удастся превратить эту дикарку в леди?

Чашу весов перевешивают слова Рахелики:

– Я слышала, там есть хорошие учителя, – говорит она отцу. – И там изучают иврит. Пусть лучше Луна учится у миссионеров, чем шляется по улицам.

Он гладит по голове свою умную дочь, которая так отличается от старшей сестры – ту интересуют лишь тряпки да кино. А когда Рахелика окончит школу в Охель-Моше, он запишет ее в среднюю школу в Бейтха-Кереме, и через четыре года ее ждет учительская семинария Давида Елина. Рахелика станет учительницей. А Луна? Ее нужно выдать замуж, да поскорее.

Каждое утро Луна заходит за своей лучшей подругой Сарой, которая живет в Охель-Моше, и они вместе шагают в сторону Яффских ворот. Там, напротив Башни Давида, их английская школа. Луна терпеть не может школьную форму – плиссированную юбку в сине-зеленую клетку, белую блузку и синий пуловер. Но больше всего она ненавидит черные чулки.

– Это же так немодно – закрывать ноги, – жалуется она.

Школа размещается во внушительном здании, где раньше была синагога.

– Утром перед занятиями ученицы собираются во дворе на церемонию, размахивают флагами и благословляют английского короля, – рассказывает Луна Рахелике. – А когда монахини рассказывают об Иисусе, я кладу руки на сердце, вот так, чтобы заслониться от того, что они говорят, а то еще, не дай бог, Иисус войдет мне в сердце.

Луна страдает. Она ненавидит учебу, ненавидит монахинь, ненавидит еврейского учителя мистера Мизрахи с раздражающим иракским акцентом: из всех учеников в классе он всегда цепляется именно к ней. «Тихо, Эрмоза!» – кричит он, даже если она не болтает, и крики его наверняка слышат заключенные в подвалах Кишле, которая расположена рядом со школой.

Сегодня у Луны особенно плохое настроение.

– У меня эти занятия уже вот где сидят, – жалуется она Саре.

– Так давай сбежим, – предлагает та. – Пойдем смотреть на витрины в «Биньян ха-Амудим».

– Хорошо бы, – вздыхает Луна. – Но если папа снова поймает меня на том, что я сбежала из школы, мне конец. Хватит и того, что было, когда я убегала у рава Пардеса.

– Не хочешь – не надо, – пожимает плечами Сара. – Я ухожу.

И вот уже она выходит из школьных ворот и идет к Яффским воротам.

– Подожди-подожди! – кричит Луна и бежит за ней. – Я иду, только сначала давай помолимся, чтобы никто не увидел и не рассказал моему папе…

Девочки гуляют вдоль улицы Яффо, разглядывают манекены в витринах, одетые в костюмы и облегающие платья. Луна обмирает при виде черных туфель на высоком каблуке в витрине магазина «Фрайман и Бейн».

– Идем, – тянет ее Сара за руку. – Идем уже, а то у тебя физиономия к стеклу приклеится.

Они переходят к следующей витрине. Это большой роскошный магазин одежды «Закс и сын».

Луна прижимается носом к стеклу и завороженно любуется манекенами в вечерних платьях и в дорогой повседневной одежде. От прозрачного голубого шифонового платья у нее перехватывает дыхание, она не может оторвать глаз от витрины. От платьев невиданной красоты даже сквозь стекло долетают ароматы большого мира. Как хотелось бы ей облачиться в шифоновое платье, ощутить его складки, подчеркивающие то, что нужно подчеркнуть, и скрывающие то, что нужно скрыть!

И тут ей в глаза бросается объявление на стеклянной двери магазина: «Требуется продавщица». Сердце у Луны замирает: вот оно! Вот что ей нужно – стать продавщицей в «Закс и сын», оказаться рядом с платьями, блузками, юбками, комбинациями. Гладить их руками, укладывать, осторожно сложив, на полки, вешать на плечики. Ее охватывает сильное волнение: это ее будущее – мода! Не школа у миссионеров и уж конечно не отцовская лавка на рынке Махане-Иегуда. Нет, она рождена продавать одежду, а не сыры и соленья.

Луна толкает стеклянную дверь и входит внутрь.

– Чем могу служить, юная леди? – спрашивает мужчина в хорошо сшитом костюме.

– Я по поводу объявления, – говорит Луна, игнорируя удивленный взгляд Сары, которая вошла следом. – У вас есть опыт?