Королева красоты Иерусалима - [164]

– Ну и грязища у вас! – заявила она.

И немедленно послала меня в индийскую лавчонку за моющими средствами. Полдня, стоя на коленях, она оттирала и отмывала нашу квартиру.

– Если бы твой отец увидел, как ты живешь, он бы примчался сюда и притащил тебя домой за волосы. А этот твой приятель… Это же кошмар, как он выглядит, запущен до неприличия, и что это за мода такая – волосы до задницы? И вообще, почему англичанин? Почему у тебя нет парня-израильтянина?

– Был, – вспомнила я об Амноне. – Наверное, вернулся в Израиль.

– Жаль, что ты не вернулась вместе с ним, – заключила она.

И после этого больше не соглашалась зайти в нашу квартиру.

– С меня хватит и того, что я видела. Не хочу лишней нервотрепки.

Мы прочесали все улицы Лондона, я показала ей все достопримечательности, водила ее в большие универмаги, она опустошила полки в «Marks & Spencer» и купила мне платье в «Miss Selfridge». У меня уже ноги отваливались, но она не знала усталости.

– Мне кажется, ты специально делаешь так, чтобы я уставала, – сказала я ей как-то.

– Если мне не удается вложить тебе ума через голову, может, удастся через ноги.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что ты выглядишь, как все мои несчастья. Тощая, как спичка, и бледная, как смерть. Может, если ты будешь немного двигаться, у тебя появится аппетит, и ты что-нибудь съешь.

– Рахелика, ну ты чего, в самом деле! Мы для этого утюжим лондонские улицы? Чтоб у меня появился аппетит?

– И для этого, и еще потому что я туристка.

– Потрясающе. У меня уже ноги болят, давай посидим.

– А если мы сядем, ты выслушаешь то, что я хочу тебе сказать, и не будешь меня перебивать?

– Я все время слушаю то, что ты хочешь мне сказать, и не перебиваю.

– Нечего тебе впутываться в чужие неприятности, – заявила она без предисловий. – Этот твой парень – полное ничтожество, он мизинца твоего не стоит. Почему ты с ним?

– Потому что еще не нашла того, кого полюблю.

– Пока ты не нашла того, кого полюбишь, тебе нужен кто-то, кто будет любить тебя, – сказала моя тетя, умнейшая из женщин. – Тебе не обидно тратить на него время? Зачем мучиться из-за человека, с которым у тебя нет будущего, и ты сама это знаешь не хуже меня? Возвращайся домой, Габриэла, все равно ты тут без толку живешь. Возвращайся в Иерусалим, там ты будешь среди людей, которые тебя любят. У меня сердце болит, когда я вижу тебя такой. С того дня, как я сошла с самолета, я ни разу не видела у тебя улыбки. Когда ты в последний раз смеялась, а? Когда ты чувствовала себя счастливой? Я знаю тебя с самого твоего рождения.

А теперь, когда твоя мама умерла, у тебя есть только я. Я и Бекки. И видит бог, тебе нельзя оставаться в Лондоне. Этот город отучил тебя радоваться. А никто не заслуживает такого – жить в городе, убивающем радость.

Трафальгарская площадь кишела голубями, но людей на ней уже почти не было. Мы сидели на скамейке, и Рахелика не умолкала.

– Возьми, – я протянула ей пригоршню семечек, купленных за пять пенсов. – Покорми голубей.

– Не переводи разговор, Габриэла.

– Как же с тобой стало тяжело! Ты прилетела в Лондон мораль мне читать или развлекаться?

– Я прилетела не развлекаться – я прилетела, чтобы вернуть тебя домой.

– Но я не хочу возвращаться домой.

– Ясное дело, не хочешь. Если бы это зависело только от тебя, мы бы еще десять лет не виделись. Что для тебя семья, Габриэла? Воздух? Пустое место?

– Я не вернусь. У меня здесь своя жизнь.

– Это, по-твоему, жизнь? С этим засаленным отморозком? Это жизнь – убирать в домах у англичан?

– Бабушка Роза сама говорила, что это не зазорно.

– Бабушка Роза в гробу переворачивается: ей-то приходилось это делать, потому что она была нищей сиротой.

– Я тоже сирота.

– Черт возьми, Габриэла, твой отец еще жив, а ты его убиваешь. Возвращайся в Иерусалим, поступи в университет, найди хорошего парня из наших вместо своего хиппи. Если бы тебе было с ним хорошо, можно было бы закрыть глаза на то, что он гой, но тебе-то явно плохо!

– Ну сколько раз я должна тебе повторять: я не собираюсь за него замуж, я просто провожу с ним время. – Ты упряма, как твоя мать. Смотрю на тебя – и вижу Луну.

– Да ну тебя.

– Не только вижу, но и слышу. Вы не только выглядите одинаково, вы и говорите одинаково.

Вот этого я решительно не желала слышать. Не для того я порвала со своей прежней жизнью, не для того бежала от всего, что напоминало маму, чтобы моя тетя рассказывала, что я на нее похожа.

– Я не выгляжу как мама, я не говорю как мама, и я не похожа на маму! – гневно заявила я. – Я похожа на себя.

– Не только говоришь, но и ведешь себя как мама, – Рахелика словно не слышала моих слов. – Ты просто копия Луны.

Я начала терять терпение.

– У нас с мамой ничего общего. Если бы я не была похожа на нее внешне, никто не поверил бы, что мы мать и дочь.

– Как же ты ошибаешься, Габриэла! Как плохо ты знаешь свою маму, а себя – еще хуже. Твоя мама была невероятно упряма – точь-в-точь как ты. Если она чего-то хотела, то шла напролом. У нее, как и у тебя, был талант впутываться в чужие неприятности, и она нередко пыталась прошибить лбом стену. Особенно когда дело касалось мужчины. Тогда она не слушала никого и ради своих желаний шла до конца, до самого горького конца. – Какой мужчина, какой горький конец, о чем ты?