Королева бурь - [18]

День за днем к Эллерту возвращались частицы былой детской любви к отцу — любви тех дней, когда его ларан и вера христофоро еще не разделили их. Он раз за разом ощущал муку утраты, созерцая образ проклятой комнаты с зелеными портьерами, огромным резным креслом и побелевшее, заострившееся лицо отца, даже в смерти сохранившее удивленное выражение.

Снова и снова другие лица проплывали перед ним. Большинство из них Эллерт игнорировал, как научился в монастыре, но два или три возвращались с непонятной настойчивостью. Он понял, что это лица тех людей, кто непременно войдет в его жизнь. Одно из них принадлежало брату Дамону-Рафаэлю, называвшему его трусом и сандаленосцем. Дамон-Рафаэль был бы только рад избавиться от соперника, оставшись единственным наследником Элхалина.

«Как бы мне хотелось, чтобы мы с Дамоном-Рафаэлем были друзьями и любили друг друга, как подобает братьям! Однако я не вижу этого ни в одном из возможных вариантов будущего…»

Также перед мысленным взором Хастура вставало лицо женщины, которую он раньше не видел. Маленькая, изящно сложенная, с бледным лицом и черными волосами, похожими на массу литого непрозрачного стекла; печальное, прекрасное лицо с темными глазами, глядевшими на него с безмолвной мольбой. «Кто ты? — спрашивал он. — Зачем являешься мне?»

После лет, проведенных в монастыре, для Эллерта казались странными и чуждыми эротические видения, связанные с этой женщиной. Он видел ее смеющейся, флиртующей, ее лицо с закрытыми глазами приближалось к нему для поцелуя… «Нет! — думал юноша. — Не имеет значения, какое искушение приготовил для него отец с помощью этой женщины. Он не породит ребенка, несущего в крови проклятье гибельного ларана ». Однако лицо женщины продолжало появляться, ее присутствие ощущалось во сне и наяву, и он понял: это одна из тех, кого отец выбрал ему в невесты. Возможно, мрачно подумал Эллерт, он окажется не способен противостоять ее красоте.

«Я уже наполовину влюбился в нее! — злился юноша. — А ведь я даже еще не знаю ее имени!»

Как-то вечером, когда они спускались в широкую зеленую долину, отец снова заговорил о будущем:

— Перед нами лежит Сиртис. Жители Сиртиса на протяжении столетий были вассалами Хастуров. Там мы ненадолго прервем наше путешествие. Полагаю, ты будешь рад снова поспать в настоящей постели?

— Мне все равно, отец, — рассмеялся Эллерт. — Во время нашей поездки я спал с куда большим комфортом, чем когда-либо в Неварсине.

— Возможно, мне не повредила бы монашеская выносливость, если я хочу, чтобы мои старые кости и дальше выдерживали подобные путешествия, — проворчал старик. — В отличие от тебя буду очень рад мягкой постели. Теперь мы всего лишь в двух днях езды от дома и можем поговорить о твоей свадьбе. В десятилетнем возрасте ты был обручен со своей родственницей Кассандрой Эйлард, не помнишь?

Как Эллерт ни старался, он не мог вспомнить ничего, кроме праздника, когда его одели в новый костюм и заставили часами слушать длинные речи взрослых. Он сказал об этом отцу, тот пожал плечами:

— Я не удивлен. Наверное, в то время девочки там даже не было. Тогда ей, кажется, исполнилось всего лишь четыре года. Надо признать, я не вполне одобрял этот брак. В жилах Эйлардов течет кровь чири[11], и они производят на свет время от времени дочерей-эммаска — с виду прекрасных женщин, но не способных ни выходить замуж, ни рожать детей. Однако их ларан силен, поэтому я решился обручить вас. Когда девочка подросла, я поручил лерони из нашего дома обследовать ее в присутствии акушерки. Обе высказали мнение, что Кассандра полноценная женщина и может рожать детей. Я не видел ее с тех пор, когда она была совсем малюткой, но мне говорили, что она выросла красавицей. Эйларды находятся в союзе с нашим кланом. Нужда в таком браке велика.

Эллерт заставил себя говорить спокойно:

— Ты знаешь мое мнение в этом вопросе, отец. Не буду спорить с тобой, но не изменю свои взгляды. Я не хочу жениться и плодить сыновей с проклятием в крови. Более мне нечего сказать.

И снова перед потрясенным взором юноши возникла комната с зелеными портьерами, обшитыми золотом, мертвое лицо отца… Видение было таким сильным, что ему пришлось несколько раз моргнуть, чтобы разглядеть дома Стефана, ехавшего рядом.

— Эллерт. — В голосе старика слышалась теплота. — За время нашего с тобой путешествия я слишком хорошо узнал тебя, чтобы верить подобным речам. В конце концов, ты — мой сын, и когда займешь место, принадлежащее тебе по праву, то быстро избавишься от этих монашеских догм. Давай не будем говорить об этом, пока не настанет срок. Боги знают, у меня нет желания ссориться с сыном, которого они мне подарили.

В горле у Эллерта встал горький комок. «Ничего не поделаешь. Я полюбил своего отца. Неужели в конце концов он сломит мою волю — не насильно, а добротой?» Он снова увидел мертвое лицо отца в комнате с зелеными портьерами, а затем перед затуманившимся взором проплыло лицо темноволосой девушки из его грез.

Замок Сиртиса был древней каменной цитаделью с крепостным рвом и подъемным мостом. Каменные и деревянные надворные постройки радовали глаз своим мощным великолепием, а сам двор закрывал тент из разноцветного стеклоподобного вещества. Под ногами разбегались мозаичные узоры мостовой, выложенные с искусством и точностью, недоступными обычным мастеровым. Эллерт понял, что обитатели Сиртиса широко пользовались возможностями матрикса для создания великолепных вещей. «Как ему удалось собрать столько людей, одаренных