Гроза бушевала над Хеллерами; в небе вспыхивали молнии, и вслед за ними, отражаясь эхом от скал, раздавались оглушительные раскаты грома. Кое-где в разрывах стремительно несущихся облаков обнажалось небо, полыхающее огнем кроваво-красного заката, а возле самого высокого пика повис бледно-бирюзовый серп луны. Вторая луна, фиолетового цвета, находилась в зените, мутным пятном просвечивая сквозь облака. На вершинах гор лежали снега. Тропа обледенела, что сильно затрудняло продвижение маленького рогатого пони.
Пожилой мужчина сидел на червине[1] согнувшись, не обращая внимания на кровь, которая, смешиваясь с дождевыми струями, стекала по груди. Временами с губ путника срывался стон, но он, похоже, сам уже не слышал его.
— Он так молод — сын моего господина; и я любил его как собственного… так молод, и — на волосок от смерти… если б мне только удалось вернуться, пока люди Сторна не обнаружили мой побег…
Червин поскользнулся на камне, покрытом тонкой ледяной коркой, и чуть было не упал, но сумел удержать равновесие. Зато старик вывалился из седла и, больно стукнувшись о твердую землю, остался лежать, не имея сил подняться и продолжая причитать вполголоса:
— Такой молодой, такой молодой… и как мне сообщить об этом его отцу? О, мой господин, мой молодой господин… мой Аларик!
Его глаза медленно поднялись к стенам замка, возвышавшегося на скале. Сейчас добраться до него ему было не проще, чем до одной из лун. Веки против воли сомкнулись. Умное животное, обеспокоенное внезапной потерей ноши, продолжая ощущать тяжесть седла, мягко ткнулось носом в тело старика, лежавшего на мокрой, обледенелой дороге. Червин, ощутив присутствие других животных, спускавшихся по крутой тропе, поднял голову и тихо заржал, чтобы привлечь к себе внимание, понимая, что впереди ждут еда, отдых и освобождение от тяжелого седла.
Раскард, герцог Хамерфел, услыхал ржание и поднял руку, заставив остановиться следовавший небольшой эскорт.
— Харк, что это? — спросил он ехавшего за ним следом слугу. В тусклом свете можно было различить стоящее животное и какую-то бесформенную массу на земле.
— Черные боги! Это же Маркос! — воскликнул слуга, стремглав соскочив с червина. Сбежав вниз по крутой тропе, он опустился на колени возле раненого.
— Регис! Лексас! Скорее вина и одеяла! — крикнул он, склонившись над стариком и осторожно откидывая его плащ. — Он еще жив! — добавил Харк уже тише, сам едва в это веря.
— Маркос, друг сердечный, ответь мне! О боги, как тебя угораздило получить такую рану? Это сделали сторновские канальи? — воскликнул Раскард.
Лежащий на земле человек приоткрыл глаза и увидел флягу, поднесенную ко рту. Он глотнул, мучительно закашлялся и глотнул еще раз.
— Не надо, Маркос, не говори ничего, — сказал герцог, подойдя к умирающему. Маркос, которого связывали с герцогом Хамерфелом узы более чем сорокалетней службы, понял невысказанный вопрос:
«Что с моим сыном? Что с моим Алариком? О боги, я доверил его тебе… и никогда в жизни не сомневался в твоей преданности!..»
Телепатический контакт позволил Хамерфелу прочитать мысли находившегося в полубессознательном состоянии человека:
«Я верен тебе. Думаю, он еще жив; но люди Сторна напали на нас неожиданно… пустив в каждого по стреле… будь они прокляты…»
Герцог взвыл от ярости:
— Побери их демоны Зандру! О мой сын, мой сынок!
«Нет, старый друг, ты мне ближе родного брата, я не упрекаю тебя… я знаю, что ты защищал его, не жалея собственной жизни…»
Слуги начали было испуганно кричать, но он резко осадил их суровой командой:
— Возьмите его, и осторожней! Его рана может оказаться несмертельной; если он умрет, вы мне за это ответите! Прикройте одеялом, да, вот так! И дайте ему еще фири[2]… осторожно, смотрите, чтобы он не захлебнулся! Маркос, где лежит мой сын? Я знаю, ты бы не бросил его!..
— Его захватил в плен старший сын Сторна, Фионн…
Шепот вновь оборвался, но герцог Раскард мысленно услыхал то, что Маркос не смог произнести:
«Я думаю, его сняли с моего тела, посчитав меня мертвым… но я очнулся и пришел рассказать тебе все, пусть даже на это уйдет мой последний вздох…»
— Ты не умрешь, друг мой, — мягко произнес герцог, когда его конюх, силач Лексас, осторожно поднял раненого. — Посадите его на моего червина, только осторожно, если не хотите сами отправиться на тот свет. Немедленно обратно в Хамерфел… и побыстрее, а то скоро окончательно стемнеет. Нам надо оказаться в его стенах до наступления ночи.
Маркос снова впал в беспамятство, и герцог, проникнув в его сознание, мысленно увидел тело Аларика, перекинутое через седло Фионна, — последняя жертва старинной кровной вражды, полыхавшей между домами Сторнов и Хамерфелов на протяжение пяти поколений, — вражды, истинной причины которой за давностью лет уже никто не помнил.
Но Маркос, несмотря на полученную страшную рану, продолжал жить; может, Аларик тоже жив и лишь захвачен в плен ради выкупа?
«Если он умрет, то я клянусь — камня на камне не оставлю от Врат Сторна и вырежу всех, в ком течет кровь Сторнов, чтобы ни одного из них не осталось во всей Сотне Царств!» — поклялся Хамерфел. В этот момент отряд ступил на старинный подъемный мост. Когда Маркоса внесли в большой зал и осторожно уложили на грубую скамью, герцог зычным голосом созвал слуг и приказал:
