Королева бурь - [20]

— Поверишь ли ты, кузен, что они были выношены в чреве кралмаков? Они — плод моего семени и искусства лерони. Будь они людьми, какой-нибудь педант мог бы даже назвать их моими дочерями. Разумеется, это лишь добавляет… пикантности. — Дом Мариус хихикнул и указал на двойняшек. — Блондинки Лелла и Релла, а брюнетки Риа и Тиа. Они не утомят вас разговорами, хотя умеют говорить и петь. Я также научил их танцевать, играть на рриле, подавать еду и питье, но, конечно же, их основные таланты заключаются в том, чтобы доставлять удовольствие своему повелителю. Они находятся под заклятьем матрикса, чтобы привлекать и очаровывать… Вижу, кузен, что ты уже не можешь отвести от них глаз, — дом Мариус издал смешок, — как и твой сын.

Эллерт вздрогнул и сердито отвернулся от нечеловечески прекрасных, возбуждающих похоть существ.

— Кузен, я отнюдь не жаден, — льстиво продолжал толстяк. — Вы можете насладиться ими сегодняшней ночью. А тебе, юный Эллерт, если ты действительно шесть лет провел затворником в Неварсине, весьма понадобятся их услуги. Я пришлю тебе Леллу, она моя любимица. Ты не поверишь, на что способны ришья — даже самый твердокаменный монах не устоит перед их ласками.

Он пустился в подробные объяснения. Эллерт отвернулся; его лицо пылало.

— Прошу тебя, родственник, не лишай себя услуг фаворитки, — пробормотал он, безуспешно пытаясь скрыть закипающий гнев.

— Вот как? — Заплывшие жиром глазки дома Мариуса плотоядно сверкнули. — В самом деле? После стольких лет в монастыре ты предпочитаешь мальчиков? Сам я редко развлекаюсь с мальчиками, но на всякий случай держу несколько штук: некоторым гостям нравится разнообразие. Может быть, послать к тебе Луоя? Он замечательно красивый мальчик. Кстати, все они выведены таким образом, что почти не реагируют на боль, поэтому ты сможешь пользоваться им по своему усмотрению.

— Девушки нас вполне удовлетворят, — быстро сказал дом Стефан, заметивший, что Эллерт готов взорваться. — Благодарю тебя за высокое искусство твоей лерони.

Когда они расположились в отведенных им комнатах, дом Стефан с яростью набросился на сына:

— Я не позволю тебе опозорить нас отказом от этой любезности! Я не хочу, чтобы в Сиртисе сплетничали о том, что мой сын — не мужчина!

— Он похож на большую жирную жабу! Отец, разве то, что мысль о подобных мерзостях наполняет меня отвращением, делает меня бабой? Мне хотелось швырнуть ему эти грязные подарки прямо в его ухмыляющуюся физиономию!

— Ты начинаешь утомлять меня своими монашескими принципами, Эллерт. Лерони совершили одно из лучших своих деяний, когда вывели ришья, и твоя будущая жена не поблагодарит тебя, если ты откажешься иметь хотя бы одну из них при дворе. Неужели ты настолько невежествен, что не знаешь: когда ты делишь ложе с беременной женщиной, у нее может случиться выкидыш? Это часть цены, которую мы платим за ларан, с такими трудами передаваемый по наследству. Наши женщины хрупки, поэтому нам приходится избавлять их от супружеских обязанностей практически на весь срок беременности. Если же ты обратишь свое внимание на ришью, то жена не будет ревновать так, как если бы ты одарил своей благосклонностью настоящую девушку, которая может занять место в твоем сердце.

Эллерт опустил голову. На равнинах подобный разговор между старшим и младшим был верхом неприличия.

— Я бы не стал так забываться, Эллерт, если бы ты не выказывал дурацкого упрямства, — продолжал дом Стефан уже тише. — Но уверен: ты все-таки мой сын и воспрянешь к жизни, когда в твоих объятиях окажется прекрасная женщина. — Помедлив, он резко добавил: — Можешь не беспокоиться, эти существа стерильны.

«Я ведь могу и не дожидаться комнаты с зелеными портьерами, — подумал Эллерт, содрогаясь от отвращения. — Я могу убить его прямо сейчас». Но отец повернулся и ушел в свои покои.

Укладываясь спать, Эллерт с холодным бешенством думал о том, как далеко зашло разложение его рода. «Мы наследники Властелина Света, в чьих жилах течет кровь Хастура и Кассильды, — как мы дошли до такой жизни? Или это лишь красивая сказка?» Не были ли дары Хастура и Кассильды выдумкой какого-нибудь тщеславного смертного, копавшегося в генах, клетках мозга, или какой-нибудь колдуньи с матриксом, изменившей наследственность людей так же, как здешняя лерони сделала с этими ришья, сотворив экзотические игрушки для развратных мужчин?

«Сами боги, если они действительно существуют, должны возмутиться, глядя на нас!»

Натопленная роскошная комната угнетала Эллерта. Ему хотелось вернуться в Неварсин, к торжественной ночной тишине. Потушив свет, он услышал тихие, почти беззвучные шаги: Лелла, в полупрозрачном одеянии, незаметно кралась к его постели.

— Я пришла сюда ради вашего удовольствия, ваи дом.

Лишь глаза выдавали ее нечеловеческую сущность — темно-коричневые звериные глаза, непроницаемые и влажно поблескивавшие.

Эллерт покачал головой:

— Ты можешь идти, Лелла. Сегодня ночью я буду спать один.

Его терзали эротические фантазии — все, что он мог сделать с ней, но вместе с тем перед глазами вставали все возможные варианты будущего, бесконечно ветвящийся набор возможностей, берущий начало в настоящем. Лелла опустилась на край его постели. Ее мягкие, гибкие пальцы, такие нежные, что казались почти бескостными, погладили тыльную сторону его ладони.