Король шпионских войн. Виктор Луи — специальный агент Кремля - [82]

Не всем в «доме рядом с «Детским миром»» это по душе: в СССР всё сложнее было попасть в хороший вуз с «пятой графой», выезд евреев ужесточался, тысячи из них «сидели в отказе» и говорили «Тель-ОВИР». И на этом фоне представьте человека, который мотается в Израиль как к себе домой (а может, и правда, уже домой?), живёт в лучших гостиницах (за чей, хочется узнать, счёт?), читает псалмы и разглагольствует о том, что, мол, «дружим с арабами, которых в Союзе нет, а с евреями не дружим, хотя их полно».

Не забывается ли этот чтец?

Не станем придаваться эстетике заговоров, но тревожный инцидент, произошедший во время очередной побывки Виктора в Израиле, заставляет задуматься. Как и всегда, в тот раз Луи, заселившись в отель, начал обзванивать друзей — почти все они были репатриантами, выехавшими из Союза по его протекции. И вот очередь дошла до писателя Давида Маркиша, пару лет назад тоже прошедшего через чистилище «луёвой дачи» и «луёвой библиотеки»: тогда Луи дал Маркишу подержать в руках списки «отказников» и рассказал, кого когда выпустят. Теперь Маркиш отдавал «должок», катая своего спасителя по новой Родине.

Сначала отправились в Иерихон — одно из древнейших^ мире городских поселений, стены которого, по библейскому преданию, рухнули от игры на трубах гвардейцев Иисуса Навина. Но Виктору не хватало экзотики, и он предложил вернуться в Иерусалим через Рамаплу, где — ему рассказывали — «вкусно кормят». Поехали по узким горным дорогам.

«Это были грунтовые дороги, не асфальтированные, односторонние, надо прижиматься, чтобы пропустить кого-нибудь, — вспоминает Давид Маркиш. — Только поднялись в горы над Иерихоном, нам навстречу идёт полугрузовичок. А там арабы в этом районе, как жили всегда, так и сейчас живут. И прямо в лоб идёт. То есть, если он меня стукнет, мы упадём по правой стороне дороги, где был обрыв. Прямо в пропасть свалимся, костей не соберут.

И тут я слышу, Виктор говорит: «Останови машину!» Я спрашиваю: «Зачем?» А он: «Я выйду, покажу ему паспорт». Я ему: «Витя, какой паспорт? Да он и на арабском-то читать не умеет, чего ему твой паспорт?»

И я смотрю, Луи начинает нервничать, да и я нервничаю: вот как сковырнут нас с дороги… Едем очень медленно, дорога плохая. Когда осталось до грузовичка метров тридцать — сорок, я вытащил пистолет левой рукой, правой придерживая руль. Я был вооружён: у нас это не запрещено, да и недавно отслужил в армии, все права на ношение оружия были. Словом, я достал пистолет и в открытое окно направил его прямо в лоб этому парню в полугрузовичке, арабу.

И когда он это увидел, я смотрю — вильнул влево. Пропустит или нет? Он вильнул, прижался к стенке обрыва и притормозил. Я дал по газам, проскочил мимо него, и мы поехали дальше. Приехали в Рамаплу, пообедали. Настроение у Виктора было, мягко говоря, не очень хорошее».

Небось не раз за эти сорок метров Виктор вспомнил ту девушку с автоматом вместо голых коленок и подумал: «Какже это несправедливо: быть советским, лучшим другом палестинцев, а в пропасть загреметь как еврей после пинка арабских «друзей»».

Но, если серьёзно: что это было? Очередной эпизод арабо-израильской драки или покушение? Или второе, замаскированное под первое? Или вообще это игры разума — водитель-араб только вчера получил права?

«И мы вернулись к нему в гостиницу King David в Иерусалиме, шикарную гостиницу, и у него болела спина, — вспоминает Маркиш окончание этой истории. — Он лёг на пол и сказал: «В нынешние времена настоящий разведчик даже не двойник, а тройник». Я это запомнил, но никак не отреагировал».

«По поводу Израиля у него была масса идей, — продолжает израильский друг Луи, — например, продать нам десять тысяч советских «жигулей». Или, ещё лучше: чтобы Израиль продал Советскому Союзу апельсины марки «Яффа», но без клейма «Яффы». «А в обмен, — говорит, — сделаем так: поскольку корабль привезёт апельсины, не пустому же ему идти обратно! Везите ваших эмигрантов морем!» И представьте себе, я не считал это шуткой. Это было выверенное предложение».

Во все времена, а особенно после образования Государства Израиль, американская внешняя политика была тесно сплетена с израильской: иногда их невозможно было различить, так как они шли подобно двум жилам одного кабеля. Американская политика в отношении Израиля перетекала в израильскую политику в отношении Америки и обратно. Однажды в конце 90-х годов я стал свидетелем диалога между американским евреем и репортёром из Европы: «Почему вы все считаете, что Израиль — это марионетка США? Вы всерьёз верите, что мы можем снять трубку, позвонить в Иерусалим и сказать, как им надо жить дальше?» — пыхтел американец. «Ну что вы, — урезонивал его европеец. — Это совсем не так. Мне даже кажется, наоборот: из Иерусалима звонят сюда и…».

Об этом же и старый анекдот: на международной конференции знакомятся двое — один из СССР, второй из США. «Я Шапиро», — представляется наш. «Oh! Нье может бит! Я тоже Shapiro! Ви, конечно, еврей?» — радуется иностранец. Наш Шапиро делает холодно-отстранённое лицо: «Я советский». «Oh! Очьен приятно! А я — американский!!!».