Король шпионских войн. Виктор Луи — специальный агент Кремля - [36]

Шутки шутками, но факс и телекс в доме Луи тоже были: на этот счёт есть отдельная история. До 1961 года иностранные корреспонденты часами просиживали на Центральном телеграфе — в единственном месте, откуда было дозволено легально отправлять депеши в свои редакции. Тексты, безусловно, контролировало КГБ, что не скрывалось — собкоры, таким образом, официально работали под колпаком цензуры. В год XXII съезда иностранный журналистский корпус организовал написание коллективной челобитной Н. Хрущёву, подписанной в том числе и Эдмундом Стивенсом. Маловероятно, что затею инициировал Луи, как и маловероятно, что он о ней не знал. И что идею не прогнали предварительно по его «тайному каналу».

В ответ были приняты «меры по улучшению связи корреспондентов с редакциями» — читай: «меры по отмене цензуры». Эвфемизм выбрали неслучайно, так как цензуру предполагалось устранить технически, позволив для обеспечения прямой телеграфной связи поставить дома телетайпы с их незабываемыми перфорированными лентами (с выбитыми из ленты бумажными кружочками потом играли корреспондентские дети). Теперь всё, что передавали иностранные собкоры, можно было прочитывать, но уже не фильтровать.

Как у корреспондента иностранной газеты у Виктора Луи также появился телекс. Всё это означало главное: после исчезновения «лобового» контроля понадобились более тонкие инструменты, такие, как Луи.

Начиная примерно с середины 60-х «дача в Баковке» (адрес, ставший не менее нарицательным, чем «дом на Рылеева») превратилась в один из ключевых центров обмена информацией. Салон, где в расслабленной обстановке не только общались, но и прорабатывали сценарии разрешения различных политических конфликтов, или, наоборот, их разжигания.

Агенты разведки, контрразведки, ассистировавшие КГБ учёные и артисты, иностранные дипломаты, краткосрочные «командировочные» с Запада, включая журналистов, составляли основную группу визитёров на дачу Луи, «важняков». Тут и Скульптор Неизвестный («.. тот самый, что спорил с Хрущёвым…»), и сын самого Хрущёва, и переводчик Хрущёва, а потом и Брежнева Виктор Суходрев, и глава московского офиса «Австрийских авиалиний» («…это те, что возят евреев через Вену…»), и Наталья Решетовская («…та самая, которую Солженицын бросил…»), и публицист Джозеф Крафт («.. он всё чего-то записывает, даже есть не успевает…»). Поговаривают, что сюда доехал сам министр обороны Израиля эпохи Шестидневной войны, прилетевший в СССР конфиденциально в статусе депутата кнессета Моше Даян. Вы можете представить экс-министра обороны «запрещённой» страны у себя на даче?!

Для всех них и устраивались обеды и ужины, плавно переходившие в досуг выходного дня и обратно: теннис, коньки, сауна, прогулки по ухоженной и ласкающей глаз территории и — talking business, «разговоры о делах». Фабрика друзей функционировала круглогодично. Летом было рукой подать до речки с пляжем. «Здесь зона отдыха, — комментировал Виктор, — сюда по выходным привозят пролетариат».

Пролетариат он, как и булгаковский профессор Преображенский, не любил.

К организации интернациональных «сешнов» также подключалась дополнительная прислуга — «кейтеринг», в том числе повар-француз. Иностранцы шутили, что «в меню у Луи всегда виски, чёрная икра и немного кремлёвских тайн». Всё правда, кроме последнего: для режима столь герметичного тайн было немало.

«Сама идея создания этого «пресс-центра» на даче Луи была, я считаю, просто гениальной, — рассуждает «профессионал» Станислав Лекарев. — Там собирались люди, которые могли беседовать, могли уединяться, могли обмениваться телефонами. И это было раздолье для всевозможных наводок. Здесь можно было к иностранному корреспонденту или дипломату подвести девушку лёгкого поведения, здесь вербовщик мог перехватить своего «клиента», здесь можно было втянуть иностранца в какую-то сделку, сделать предложение о том, что, дескать, ты готов или нет изменить Родине по той или иной причине. И там всё это происходило в этом вертепе, в этом клубке, банке пауков и змей, где снюхивались и разыгрывались многоходовые комбинации».

Технология «работы» Луи с иностранным пресс-корпусом была проста, как всё гениальное. Предположим, на арене появлялся новый корреспондент некоей американской газеты. На первом этапе знакомства всё происходило само, автоматически: он первым узнавал о Луи, мечтал быть ему представленным, просил разрешения приехать на дачу с коллегой. Даже с новичком Луи был искренне обходительным, обворожительно улыбчивым, искромётно остроумным — в общем, оставлял впечатление парня совершенно open-minded. Журналист в душе искренне удивлялся — как про такого человека можно говорить гадости?

Ко второй фазе Виктор переходил постепенно, сначала по капле «сцеживая» кое-какие кремлёвские секреты (на Западе говорили — «дистиллируя»). Поза понемногу увеличивалась, маленькие секреты становились секретами побольше: когда ожидается следующий запуск очередного «Союза», что думает Политбюро о происках Пекина, что означает мнимая опала какого-нибудь члена цК. Информация была на девяносто пять, если не на девяносто девять, процентов правдивой. Те, кто говорят, что Луи был лжецом и дезинформатором, знают, что лгут сами (характерно, что одни и те же его сначала обвиняли в том, что он информатор, потом — что дезинформатор).