Король драконов - [2]

— Пожалуй, я заберу у тебя рассудок, — передумало это чудо, встало на задние лапы — ага, у него действительно были еще и передние, значит, все-таки не петух, — и тут же начало замогильным голосом: — Смотри мне в глаза и повторяй, смертный!

Его глаз стал темно-зеленым.

— Смертная, — поправила я, делая шаг вбок.

— Не отвлекайся, смотри в глаза, покорись их силе и повторяй!

— В какой из глаз, левый или правый? — решила я уточнить, окончательно сдавшись. Расположенные опять же по-куриному, по бокам головы, вдвоем на обозрение они представать упрямо не хотели.

— Неважно! Не вертись и просто повторяй! Ты — мой раб!

— Ты — мой раб.

— Нет, не так! — в очередной раз обиделось нечто. — Наоборот! Я — твой раб! Повторяй!

— Ты — мой раб.

— Тьфу ты, глупый смертный! Повтори за мной: сеггерэррето, орроуо, м'аэртис, — в очередной раз свирепо начало оно, но тут уже мне все это надоело.

— Слушай, как ты там себя называешь, я вообще-то тебя спасла, — прервала я его пылкую речь. — Хотя, знала бы, что ты такой грубиян, — оставила бы тебя корове!

— Да я бы и сам справился, я троих таких зараз растерзаю! — пылко начал говорить зеленый, но я уже повернулась к нему спиной и ухватила повод Мышака. На этом и закончилась бы, так и не начавшись, вся эта история, если бы в кустах что-то не звякнуло. Примерно как звякает ботало у коровы.

И через миг у меня на шее оказался трясущийся зеленый ошейник. Горячий и довольно тяжелый, следует признать. Мышак испуганно рванул повод и попятился. В результате я упала вперед и поехала коленями по земле.

— Спаси меня, добрая смертная, — умоляюще кричал ошейник. — Защити меня от этих рогатых чудовищ, и я подарю тебе сокровища мира!

— Прическа! Прическа! Стоять! Стой!

Конь продолжал пятиться, добавляя в эту сумятицу фырканье и топот. Пробороздив половину поляны, я догадалась наконец разжать руку.

— Ай! — сказала я, едва не ударившись о землю лицом.

— Уффф, — сказал ошейник и слетел с моей шеи.

Я медленно поднималась. Мышак с любопытством глядел на результат переполоха, но, встретившись со мной взглядом, попятился и скрылся в кустах. Иногда я умею все ясно сказать, не произнеся ни слова. Есть у меня такой талант. И зеленый тоже все понял и замолчал.

— Прическа.

Мышак подошел, как только я поманила пальцем. Быстро достала из сумки бронзовое блюдо, плеснула воды из чашки, произнесла заклинание, глянула на отражение. И застонала.

Прическа. От хитроумного творения лучшей мастерицы Ордена остались лишь глумливые остатки. Сплетение прядей и оттенков, переливающееся на солнце и сияющее в свете звезд, не боящееся ни воды, ни ветра и все равно заботливо укрытое накидкой на время пути, не существовало больше. А ведь, по легендам, об орденские прически не раз ломались мечи.

— Теперь я, пожалуй, верю, что ты дракон. Никто другой на такие разрушения не способен, — сказала я зеленому нытику. (Тот уткнулся в траву и л ишь боязливо косил оттуда изумрудным в этот раз глазом.) Я добыла из сумки гребень, поставила стоймя блюдо и вздохнула: — Так каким ветром сюда занесло дракона?

Тот недоверчиво встал из травы, все еще готовый броситься наутек, но больше опасающийся блуждающих в зарослях коров, а не меня.

Давай-давай, рассказывай, — поторопила я, активировав гребень и вонзив его в волосы. Первая прядьначала медленно, с усилием, поддаваться. У меня была уйма времени для выслушивания всякого рода историй. Появляться перед людьми в таком виде я все равно не могла.

Глава вторая О ЛЮБВИ К ИСКУССТВУ

Близость людского поселения угадать несложно. Страсть людей что-нибудь если не сломать, так поцарапать, проявляет себя обязательно. Тут с ними трудно равняться даже оркам. Те в худшем случае сожгут все, что горит, и нарисуют похабные руны на негорючем. Однообразно, скучно, без фантазии. А вот украсить разнохудожественными надписями скалу на высоте трех человеческих ростов, наломать веток с деревьев и увенчать вековую ель рваным сапогом — такую композицию может придумать и изобразить только мой народ. Да, крепка в людях любовь к искусству. И не мне за это их стыдить. Ведь не будь этой любви, не существовало бы и Ордена Пяти Дорог. Так что столичный Светлый Город возвестил о себе заранее. Расколотыми и поцарапанными валунами, развешанными где попало коровьими и козьими черепами, разбитыми телегами и осколками посуды. Отдельно и гордо высилась неизбежная парочка свалок, на которые свозят все — от дохлых собак и гнилой капусты до утративших силу амулетов и забродивших зелий, а потом страшно удивляются чему-нибудь зубастому, светящемуся и злобному, которое там заводится. Мышак прохлюпал по широкому мелкому разливу — тоже людскому детищу, не иначе. Только люди могли попытаться засыпать ручей камнями, вместо того чтобы бросить небольшой мостик. В общем, когда за очередным поворотом открылся вид на городскую стену с множеством поднимающихся дымков, я уже была к этому готова.

Остановилась ненадолго, поправила плащ и пустила Мышака медленным шагом. А за десять шагов до воро г сбросила с головы накидку. Предстояло первый раз явить миру мое недавнее творение, в котором я совсем не была уверена. Мою прическу.