Братья-близнецы проснулись на рассвете. Одновременно заворочались и разом открыли глаза так же, как делали это каждый день все сорок пять лет своей жизни.
— Опять роса, не иначе… — пробурчал Горт, стряхивая капельки влаги с рукава кольчуги.
— …слезы тоскующих по нам с небес дочек Скади, — продолжил стих Ворт и улыбнулся.
— Ручка от кайла плачет по вашим спинам, гоблины мохнатые, — заявил подошедший Освик. — А ну вставайте! И остальные тоже, не прикидывайтесь падалью!
И Освик пошел вдоль ряда охающих и ворочающихся гномов, безжалостно сдергивая с них шкуры и тягая за ноги самых недовольных. А Горт и Ворт уже вскочили и складывали свои постели, перекидываясь шутками и веселя остальных.
С рождения не ссорились эти близнецы, всем на удивление. Никогда не толкались в общей колыбели, поровну делили каждый кусок, ни разу не дрались за игрушки. И первый шаг они сделали вместе, держась друг за друга. Меж близнецами редко бывает равенство, один всегда выделяется силой и гонором, но этих двоих Вотан наделил всем поровну. Вместе пугали братья каменных крыс в дальних пещерах, разом удирали от потревоженного призрака и жестоко хворали животом после странных грибов тоже вместе. С равным усердием постигали они мастерство работы с камнем и железом, и их учителя затруднялись назвать лучшего. Даже мать часто не могла понять, кто из близнецов сейчас стоит перед ней.
В урочный час сплели они одинаковые кольчуги, их боевые молоты были одного вида и веса, и даже рога на шлемах выдались схожего цвета и длины. Братья и сами часто путали свои вещи, но не видели в том беды, ибо накрепко были сплетены нити их судьбы, будто жили они на двоих одну жизнь. Если один знал строку из песни, второй всегда мог ее повторить. Если один отругал узор на кирке, то и от второго нечего было ждать похвалы. Если у одного вызрел какой-то замысел, то ему не было нужды тратить слова на объяснения брату.
«Неразлучниками» звали их в семье Клана Медведя. Каждый знал, что не стоит обижать одного брата, если не готов схватиться с двумя. С радостью шли Ворт и Горт по жизни, охотно пели, много смеялись и ширили вокруг себя веселье, потому что у каждого рядом был брат. И в первый поход из родных пещер они выступали вместе, с упрятанными в юных темных бородках восторженными улыбками. Никогда раньше не отходили они от пещер больше, чем на переход, и предвкушали радости от встреч с чудесами внешнего мира. Не опечалило их даже, что идут они на битву. Ведь шли они вместе.
— Вы уходите вдвоем, вдвоем и вернитесь. Берегите друг друга! — напутствовал их перед дорогой отец, но братья лишь улыбнулись, ибо верили в одинаковую для двоих судьбу.
Со смехом и шутками стояли на площади перед главными воротами молодые гномы, и мороз не мог остудить их веселье. Толкались, боролись, бодались и бегали они, словно исполненные светлой радости молодые медвежата. На медвежат и походили они в своих темных мохнатых шубах.
— Этих вот баранов мне вести в бой? — потрясенно спросил подошедший к воротам Освик.
Старый ветеран знал каждого из этих мальчишек в лицо и по именам, но впервые увидел их в одном строю. И воину это зрелище очень не понравилось. А тем временем несильно затряслась земля. Подошли к площадке горные великаны, и среди зелени их безрукавок резало взгляд льдисто-синее одеяние одного исполина, похожего на заснеженную гору. Приветствовали друг друга старые друзья, не раз ходившие вместе в битву, и вместе стали глядеть, как вертятся и скачут гномы вокруг медленно ворочающихся великанов. Старые воины вздохнули с одинаковой тоской. Но неоткуда было взять других воинов.
— Стройтесь, пустоголовые, — зычно рявкнул Освик, а великан Тормунальдсен пророкотал команду гигантам.
И отряд выступил в поход. Жадно разглядывали Горт и Ворт неприступные утесы и замерзшие меж скал водопады, отважно скачущих по крутым скалам горных баранов и мелькающих вдалеке волков, слушали далекие барабаны орков. Разом поворачивались они на орлиный клекот и улыбались отражающемуся от снежных пиков солнечному свету. Радость переполняла их, как и всю остальную молодежь, не видевшую войны. С хохотом швырялись гномы друг в друга сосульками и снегом, катались на терпеливых великанах, совались в любую расщелину или нору и так и норовили выкинуть какую-нибудь глупость.
Нерадостны были лишь предводители отряда. Хмурился старый Освик, теребил заплетенную в косы бороду могучей ручищей. И порыкивал на молодых гигантов великан Тормунальдсен, похожий на заснеженную горную вершину. Строго следили они, чтобы не жгли костры иззябшие юнцы, чтобы не снимали трущие непривычное тело кольчуги и не бросали припасы. Ветераны хорошо помнили битвы Темных лет. И пусть небольшой отряд нежити просочился в этот раз в земли Клана Медведя, мало веселого ожидали старые воины от схватки. «Битва подобна веселому пиру… — учил Освик собравшуюся кружком молодежь. — Удачная битва тоже веселит сердце и горячит кровь. Но тяжким бывает следующий после боя рассвет, и редко кто выходит из схватки без дорогой потери».
Но лишь смеялись в ответ братья с друзьями, не знавшие прежде ни пиров, ни битв. Куда охотнее слушали они рассказы Освика о том, как изливалась на него после победных битв благость Вотана. И братья мечтали, что и они однажды заслужат в бою дар Вотана, и прольются на них силы и мудрость, каких не скопить за десятки лет мирной жизни. И станут они могучи, как Освик, удвоятся в толщине их руки, нальется силой тело, и смогут они с легкостью размахивать тяжеленным топором ветерана, который недавно украдкой едва подняли вдвоем. Три дня скрытно шел по горам отряд, и каждое утро зорко вглядывались вперед старики. И врага заметили первыми они, а не востроглазая молодежь. Серое пятнышко медленно двигалось к ним по ущелью. Отряд Клана укрылся за валунами. Ветераны держали совет. А молодежь скучала в ожидании битвы.