Корни травы - [13]

—Он убежал, Ба, — крикнул Айван.

— Возможно, — ответила она. — Смотри дальше.

Ястреб неторопливо очертил высоко над кустарником еще один широкий круг. В своем полете он казался величавым и невозмутимым. Айван видел, как изгибается его широкий хвост, раскрывшийся навстречу потокам воздуха. «Крии, крии» — резкий, кинжальный клекот был таким громким и пронзительным, что у Айвана свело зубы. В зарослях кустарника попугай затянул жалобную песнь — не свои обычные хлопотливые звуки, а какой-то безостановочный плач, хныканье несчастного создания, сходящего с ума от ужаса.

— Бедняжка, — сказала мисс Аманда, — он видит свою смерть. Так испугался, что кричит во все горло.

Айван изо всех сил натянул рогатку и выстрелил в ястреба. Камень полетел точно в цель, но прошел чуть ниже хищника. Птица неторопливо повернула голову и с презрением проводила взглядом камень, который со свистом падал по дуге в долину. Попугай снова вылетел, направляясь назад в рощу гуав, где затаились остальные птицы. Ястреб, двигаясь с высокомерной грацией, сделал три мощных широких взмаха, сложил крылья и нырнул вниз с такой быстротой, словно собирался врезаться в землю. В последнюю долю секунды попугай дернулся и тут же сделался вялым и неуклюжим. Ястреб молотил несчастную птицу выпущенными когтями. В одно мгновение зеленые крылья попугая превратились в мелькающий клубок вырываемых перьев. Раздался громкий крик, оборванный жестоким ударом клюва ястреба. Ястреб вновь распростер крылья навстречу воздушному потоку и на ровном бреющем полете поплыл над деревьями в долину, а затем мощными взмахами стал подниматься к своему гнезду на вершине горы.

Последний крик попугая был невероятно громким и пронзительным. И словно по сигналу ему ответил нестройный хор из рощи гуав — шумная и визгливая какофония протеста и возмущения. Затем взлетела стая попугаев, на первый взгляд — пестрая неразбериха зеленого и желтого. Не прекращая испуганного гвалта, птицы выстроились клином и продолжали в полете ругаться и даже угрожать, словно они давали клятву никогда больше не возвращаться в эту долину смерти.

—Ты думаешь, попугая убил ястреб? — спросила мисс Аманда, когда они смогли наконец заговорить.

Айвана обуяла небывалая слабость. Зрелище было ужасным и вместе с тем завораживающим.

—Но как же? Мы ведь все видели.

—Мы видели, как ястреб схватил попугая. Но убил его страх. Останься он в гуавах вместе сосвоими родичами, ястреб бы его не поймал. Но он поддался страху и вылетел. Ты ведь видел?

Да, Айван видел. И впрямь можно, наверное, умереть от страха, затаившись и наблюдая за тем, как над тобой кружится тень твоей смерти. Невыносимо слышать этот клекот, и вот наконец ты не выдерживаешь, ты не в силах больше сидеть на месте и наблюдать все это — тебя оставляет чувство самоконтроля, сдают нервы, тобой овладевает паника. Да, страх может убить. Он вспомнил свой путь в горах прошлой ночью и проникся еще большей жалостью к мертвому попугаю.

—Ну что ж, — сказала мисс Аманда, поднимал корзину, — сегодня ты научился двум вещам.

—Да, мэм… — согласился Айван, не понимая, что она имела в виду под второй вещью.

Вечером, перед самым закатом, Айван пришел к мисс Аманде на кухню, где она готовила ужин. Она настояла на том, чтобы они поели перед тем, как выйти из дому, хотя им предстоял обряд очищения с последующим обильным угощением.

—Чего тебе надо? — Она почувствовала, что он хочет о чем-то попросить, хотя и не могла точно определить о чем.

—Я сбегаю вниз? — сказал он неопределенно. — Я скоро приду.

—Куда ты? Ужин почти готов.

—Ба, я быстро-быстро.

—Ты не хочешь мне сказать, куда идешь? В таком случае я тебя не отпускаю.

Айван надулся и стал просить.

—Ладно, мне все равно, куда ты направляешься. Но, если ты не вернешься через полчаса, я оставлю тебя здесь на ночь одного. Ты понял?

—Да, мэм… Спасибо, мэм.

И он побежал по тропинке, подпрыгивая, словно козленок.

Солнце уже закатывалось, когда Айван полз по земле, прячась за высокой травой, вдоль основания каменной стены недалеко от красного дерева, где прошлой ночью так сильно испугался. В руке он держал рогатку, сжимая в ее кожаной нашлепке тщательно выбранный круглый речной камень, тяжелый и гладкий. Он хотел выстрелить всего один раз — этого достаточно. Тени становились все длиннее, он знал, что настает время, когда птицы ищут безопасные места для ночлега. Маленькие птички уже разлетелись по гнездам. С того места, где он лежал, ему была хорошо видна вся крона дерева. И ствол, и сухие листья в багровых сумерках были подернуты коричневатым свечением. Айван лежал без движения, сосредоточившись на том месте, где, по его разумению, должна была появиться цесарка. Он чувствовал, что по его ноге ползет какое-то насекомое, но все равно не двигался. Несколько раз мальчик превращался в зрение и слух, задерживая дыхание при том или ином звуке в зарослях валежника. И каждый раз звук больше не повторялся.

Пока Айван так лежал, в его памяти разворачивалось главное событие этого дня. Безжалостное нападение ястреба было настолько выверенным, настолько ярким, что казалось в каком-то жутком смысле прекрасным. И все-таки он в него выстрелил. Почему? Ведь ему совсем не нравились эти попугаи. В прошлом году стая попугаев, возможно эта самая, склевала все гуавы на его любимом дереве, а потом, черт побери, они поклевали почти все райские яблоки — его любимые фрукты. Возможно, его тронул жалобный крик птицы, когда она полетела в кустарник? В ее крике был такой ужас, такое одиночество, такая безнадежность!