Корни тамариска - [87]

Орден «вертящихся дервишей» в Турции запрещен, как и другие ордена. Но танцы сохранились, и дервиши дают представление на родине и за границей.

В Конье сезон «вертящихся дервишей» — декабрь. Впечатление от их танца ослабевает из-за того, что они кружатся в спортивном зале. Но когда начинается их вращение, забываешь и о шведских стенках, и о гимнастических снарядах, отодвинутых в угол, и о вспышках блицев туристов.

Представление открывается призывом к памяти Джалаледдина Руми и его сподвижников. Звучит музыка, монотонная и однообразная для нашего уха, с едва проступающим ритмом. Мелодия окрашена в четверть тона. Оркестр состоит из однострунных скрипок, барабанов и тростниковых дудочек — флейт. Музыка хорошо отвечает задаче создать атмосферу для полумистического ритуала. Дервиши неподвижно сидят на иолу, склонив головы, погрузившись во внутреннее созерцание.

Выделяется соло флейты. Все поднимаются и совершают во главе с шейхом три полных круга по арене, подчиняясь внутреннему ритму. Перед местом, где сидит шейх, они кланяются друг другу. Дервиши одеты в черные плащи до пола, в валянные из шерсти темные шапки в форме удлиненного цветочного горшка вверх дном, в темные чулки-сапожки.

Вот они сбросили черные плащи и появились, как бабочки из кокона, в белых жилетках и белых длинных юбках.

Первый, старший из танцовщиков, остается в черном плаще. На нем также белая шапка и белые сапожки. Поклонившись шейху, он идет по кругу, а другие, получив от шейха благословение, начинают вращаться против часовой стрелки. Среди них подростки, юноши, седовласые мужи, худые и полные, бородатые и бритые. Сначала вращаются, скрестив руки на груди, потом раскидывают их. Ладонь правой руки смотрит вверх, а левой — вниз. Некоторые склоняют голову набок. Каждый вращается в своем ритме, неуловимо переплетающемся с остальными. Некоторые попадают друг с другом как бы в единую вибрацию и вертятся синхронно. Другие — с другой скоростью, по другим «орбитам». Все они вращаются на левой ноге, отталкиваясь правой. Видимо, с точки зрения физиологии такое вращение создает отуманивающее мозг, пьянящее человека чувство и потом состояние экстаза. Старший группы ритмичным, упругим шагом ходит между танцовщиками. Внезапная остановка. Танцовщики замирают на краю арены — по два, группами, в одиночку, скрестив руки на груди.

Человек шесть — возможно, из-за усталости, возможно, следуя знаку старшего дервиша, — остаются на месте, надев черные плащи.

Другие, повторив ритуал благословения у шейха, вновь начинают вертеться. Ритм ускоряется, проходит десять, пятнадцать, двадцать минут. В танец вступает сам шейх — старик лет восьмидесяти, тоже слегка вращаясь, впрочем очень медленно. А старший все ходит между танцующими, глядя на их ноги.

Оркестр замер, замолк. Лишь одна флейта ведет свое сверлящее соло. Повинуясь ей, в экстазе вращаются дервиши. Музыка разом обрывается, словно лопается струна. Дервиши расходятся по краям арены, занимая места для молитвы, затем один за другим покидают зал.

За кулисами музыканты и танцовщики переодеваются в обычные европейские костюмы и расходятся по домам с выражением обыденной человеческой заботы на лицах.

В вестибюле бойко торгуют сувенирами, куклами, медными фигурками Руми и «вертящегося дервиша», поковками, золотыми и серебряными украшениями.

Недалеко от спортивного зала-памятник Ататюрку. Основатель республики стоит с обычным своим суровым выражением генерала и лидера, повернувшись спиной к городу. Хотя Конья и дала несколько героев национально-освободительной борьбы, она в целом была враждебна Мустафе Кемалю и его реформам. Президент сам настоял, чтобы его статуя была воздвигнута спиной к городскому центру. И сейчас Конья остается очагом религиозного и политического консерватизма. Мечетей здесь по одной на каждые пять взрослых душ, что не мешает ни торговле полупорнографическими журналами, ни демонстрации фильмов с эротическими сценами. Город стал опорой клерикальной партии национального благоденствия, громко заявившей о себе в шестидесятые и семидесятые годы и запрещенной после сентябрьского военного переворота 1980 года.

В прокуренных салонах интеллигенты в Анкаре и Стамбуле спорят о новых моделях общественного устройства, об авангардистском театре и «общем рынке», о социалистических идеалах. В провинции больше рассуждают о чистой питьевой воде, школе для детей, топливе на холодную зиму, не говоря уже об извечной проблеме земли, и слушают баллады певцов-ашиков под аккомпанемент саза. Для многих в Турции еще живы образы героев старинных тюркских легенд Кёроглу или Кара-Мурата, и их не стер коммерческий кинематограф с его культом секса и мордобоя.

Призыв муэдзина остается главным звуком родины для турка, даже если он не переступает порога мечети. Почти все, за исключением интеллектуалов-атеистов, признают символ веры: «Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник Аллаха». Большинство не считают нужным молиться пять раз в день, как предписывают канонические правила. Но многие молятся по пятницам или во время поста рамадана. Абсолютное большинство постится. Запрет на алкоголь часто не соблюдается, но сама мысль о свинине даже у людей нерелигиозных вызывает отвращение.