Корни тамариска - [114]

— Что бы ни визжали наши правые, мы, русские и турки, походим друг на друга…

Азиз Несин, один из лучших сатириков мира, принимал меня с тем вниманием, простотой и достоинством, которые идут от душевной глубины и культуры и исключают чванство и заносчивость.

Беседы с ним освежали ум и душу.

Азиз Несин выводит комических героев в трагических обстоятельствах. Подобно Гоголю, он смеется там, где как будто нужно плакать.

Турецкие писатели трудолюбивы и плодовиты. Одна из причин в том, что пером трудно, порой невозможно прокормиться. Из-под пера Азиза Несина вышло около двух тысяч рассказов, несколько повестей, романов, пьес. Многие из них переведены на русский. Но лишь годам к пятидесяти литературный труд стал давать ему устойчивый заработок. Представить себе турецкого писателя, который за всю жизнь написал бы одну-две книги, а потом стриг купоны, вообще нельзя.

— Вы пользуетесь диктофоном? — спросил я его.

— Нет. Я пишу. Сначала — арабским шрифтом, как я привык в детстве, потом перепечатываю латиницей на машинке.

— Вы много работаете над своими вещами?

— Раньше я вынужден был публиковать недоработанные вещи. Сейчас — нет. У меня досье — может быть, шестьсот папок, может быть, тысяча. Я не считал. Каждый замысел я храню в папке. Вот в этой папке много страниц, в этой — одна страничка. Вот здесь написанная вещица лежит уже четырнадцать лет. Я никак не соберусь ее докончить. В этой папке уже десять лет одна мысль. Пусть полежит…

— А что, например, в этой вот папке на столе?

— Я полгода делал одну повесть. Прочитал уйму книг по психиатрическим болезням. Работал санитаром в сумасшедшем доме. Моя жена говорит, что я стал похож на шизофреника. Написал, перепечатал, отложил, отдохнул, перечитал и увидел: не удалось. Пусть будет тысяча первая папка.

— Труд каторжный!

— Таков наш удел. Поэт может быть ленивым, писать по вдохновению. Иногда у него может что-то получиться. Писатель — это труд. Он должен встречаться с людьми, читать, писать, переделывать, разочаровываться…

— Раньше говорили о разрыве между стамбульской и анатолийской интеллигенцией. Сейчас этот разрыв сохраняется?

— Разрыва нет. Есть различия. И покойный Орхан Кемаль, и Яшар Кемаль — оба из Анатолии, из Чуку-ровы, а стали стамбульцами. Но, пожалуй, стамбульская интеллигенция более рафинированная, европеизированная и — увы! — более склочная. Анкарская ближе к народу, более спаянная. Условия позволяют в Анкаре больше работать и чаще встречаться с друзьями. А здесь, чтобы съездить к другу на той стороне Босфора, я должен взять сначала долмуш, затем сесть на паром, дальше — на электричку, на такси — как поездка за границу. У меня куча приглашений на приемы, но я очень редко хожу. Когда бы я стал работать?

— Как вы оцениваете место турецкой литературы в мире?

— Я считаю, что наша литература на уровне европейской. В других областях мы отстаем, но литература в небольшой Турции стала наследницей большой Османской империи, впитала вековые традиции классической и народной культуры. Одновременно на нее оказала влияние литература Запада и социалистических стран. Мы создали оригинальную, полнокровную литературу. Турецкая литература, если она прогрессивна и талантлива, не националистична. Однако в Западной Европе к нам относятся с предубеждением. Слава европейских писателей нашего калибра громче, чем турецких.

— Каково место турецкой литературы в обществе?

— Сейчас есть разрыв между официальной идеологией и литературой, между правительством и большей частью интеллигенции.

— А когда-нибудь было единство?

— Да, при Ататюрке.

— Со всей литературой?

— Ну, с большей ее частью. Конечно, Назым Хикмет и другие марксисты считались противниками режима, но с большей частью литературы было единство.

— А после смерти Ататюрка?

— Назым Хикмет тринадцать лет провел в заточении и тринадцать в изгнании. Прекрасный новеллист Сабахаттин Али долгие годы был за решеткой и погиб от руки фашистского убийцы. Известный романист Кемаль Тахир тринадцать лет томился в застенках. Орхан Кемаль просидел в тюрьме четыре с половиной года, всю жизнь искал работу и заработок. Саид Файк, автор лучших турецких политических рассказов, не мог найти работу и жил за счет богатой матери. Поэт Орхан Вели умер молодым от туберкулеза и нищеты. Поэт Рыфат Илгаз был лишен работы учителя, брошен в тюрьму…

Жена Азиза Несина принесла нам крепкого чая в маленьких стаканчиках. Чай был приятный, с медовым запахом, со своим особым букетом.

— Откуда у вас этот чай?

— Мы сами делаем. Смешали цейлонский, грузинский, индийский, китайский и получили свой собственный чай. Только не вздумайте использовать наш чай как образ турецкой литературы. Она растет на своих корнях.

— Но все-таки питается достижениями мировой литературы.

Азиз Несин подумал и согласился.

Его квартира обставлена просто. Много книжных полок, много кактусов с острыми шипами. Иногда цветы и растения люди тоже подбирают под стать темпераменту.

Приятной стороной бесед с Азизом Несином была его обезоруживающая, но порой агрессивная откровенность. Однажды я был у него в гостях вместе с поэтом Ираклием Абашидзе. Азизу Несину привезли перевод его книги «Король футбола», рецензию на нее в журнале «Книжное обозрение», миниатюры из «Бабур-намэ», изданные в Ташкенте. Несин был доволен. Мы коротали вечер, подогретые ракы, и рассказывали анекдоты. Беседа случайно перешла на его недавнюю поездку в Болгарию.