Корни тамариска - [110]

Когда я впервые приехал в командировку в Стамбул, наш генеральный консул любезно предложил мне остановиться на консульской даче в Бююкдере. Я согласился и не пожалел. Дача — деревянное палаццо XVIII века, вокруг нее — старинный парк, где дети ловят дюжинами небольших черепах, в прошлогодней листве скрываются змеи, а в расщелинах скал-скорпионы. По водопроводу течет ключевая вода, ее можно пить прямо из-под крана — редкое удовольствие в Турции. Во всем Стамбуле, мне кажется, нет воды вкуснее. Участок выходит прямо на набережную.

Я вышел на Босфор. От пролива тянуло приятной свежестью. Купальщики, хотя и немногочисленные, плескались в воде или лежали на тротуарах. Мимо шли девушки, затянутые в синие джинсы. Уже появились модницы в юбках-макси и в платьях двадцатых годов — «мечта наших бабушек» — или в балахонах, похожих на слегка подрезанную монашескую рясу.

Консульская дача расположена как раз между двумя городками — Бююкдере, лежащим южнее ее, и Сарыером — севернее. В Сарыере около рыбного базарчика меня окликнули оборванные мальчишки, чистильщики сапог. Я остановился, посмотрел на свои пыльные ботинки, вспомнил, что мне предстояло идти на прием, и поставил ногу на приступку ящика. Мальчишка заработал пальцами, щетками, суконками.

— Ты откуда?

— Я из Карса.

— А что ты здесь делаешь?

Мальчишка удивился: странный вопрос, ясно — зарабатывает деньги, но вежливо ответил:

— Отец без работы, есть надо.

— Сколько у тебя клиентов в день?

— Иногда три, иногда пять, иногда никого.

Я прикинул: мальчик не голоден, но, чтобы купить себе ботинки, ему надо работать полмесяца. А от Босфорского университета он отделен непроходимой стеной.

— Ты умеешь читать и писать?

— Да. Я кончил пять классов.

— А ты? — обратился я к его соседу.

Тот что-то произнес в ответ, но я не понял.

— Да он же курд, он плохо говорит по-турецки, — сказал мой чистильщик.

Я расплатился.

— До свидания, маленькие мастера, — сказал я, и лица детей расплылись в улыбке.

На рыбном рынке лежали плоские камбалы, большие, с пупырышками. Продавцы оттягивали им жабры, демонстрируя свежую багровость. В корытах плескалась живая рыба. Серебрилась кефаль, темнели окуни, голубели луфари, розовели куски тунца. За рыбным рынком, прямо на причале были протянуты парусиновые полотна от солнца и дождя. Покачивались рыбацкие фелюги, кто-то чинил сети, кто-то стирал белье. Вдоль причала были поставлены столики. На углях жарили рыбу. Тут можно было посидеть, слушая плеск волн, вдыхая запах морского ветра, смолы, морских сетей, дыма и анисовой водки. Рядом за стеной находился большой и дорогой рыбный ресторан. Рыба в Турции вообще дорога — вдвое-втрое дороже мяса, а в рыбных ресторанах и подавно. Дешева лишь низкосортная рыба. Ее жарят прямо на лодках и продают с куском хлеба, завернутым в газету. Здесь, на причале, можно было поужинать за умеренную цену.

Рыбные ресторанчики в Сарыере, Тарабье, Бебеке, Арнавуткее привлекают стамбульцев разных классов и сословий. Но сами рыбаки в них не ходят. Они сидят на берегу в кофейнях или чайных. Если ты им понравишься, они могут рассказать о секретах рыбной ловли, о достоинствах и недостатках различных лодок и фелюг, которые проходят по Босфору, перечислят названия каждого их вида. Когда начинается ход голубого луфаря, самой вкусной и популярной рыбы в Стамбуле, рыбаков уже не встретишь на берегу. Они работают день и ночь, потому что удачный улов может обеспечить их на год. Луфарь особенно хорошо ловится ночью, и в воду опускают специальные лампы, чтобы привлечь рыбу. Флотилия лодок кажется тогда хороводом ярких светлячков, танцующих над темным течением. А вокруг и выше их — созвездия огней на холмах двух частей света.

Все стамбульцы, особенно рыбаки, — специалисты по розе ветров. Они расскажут, что один из самых обычных, довольно сильных ветров дует с северо-востока и называется «пойраз» (от греческого слова «бореаз»). Северный ветер именуется «йылдыз» (звезда), так как он приходит прямо со стороны Полярной звезды. «Караель» (черный ветер) прилетает с Балкан зимой и может иногда заморозить Босфор. «Мельтемы» — легкие, приятные бризы, которые тянут от берега летом. «Кешишлеме» приходит с юго-востока, с гор Бурсы.

Самый худший из всех — южный ветер «лодос», жаркий, злой, иссушающий. Когда он дует, то не освежает, а будто раздувает жаровню с углями. Он бывает порывистым и сильным, выдергивает с корнями деревья и парализует каботажное судоходство в Мраморном море. Стамбульцы ненавидят «лодос». Он оказывает такое угнетающее воздействие на психику, что раньше судьям запрещалось выносить приговоры в дни, когда он дул, потому что этот ветер мог сделать их несправедливыми и мстительными. Людям, совершавшим преступления, когда свирепствовал «лодос», находили смягчающие обстоятельства.

Однажды я вышел прогуляться в Бююкдере и свернул на улочку Посольств, которая уходила круто вверх. В домах суетились хозяйки, моя, стирая, стряпая. Дети играли на солнце. Мужчины сидели внизу в «читальнях», попивая чай или кофе, играя в нарды и карты. Там же, внизу, на одной улице было сосредоточено все: лавки, с десяток бакалейных и столько же галантерейных, пяток овощных, три мясных и, конечно, столовые, буфеты, забегаловки, просто чайные. Бююкдере и Сарыер считаются дачными пригородами Стамбула, и летом в них много приезжих.