Коридор - [46]

А что касается утонченной элегантности‚ откуда она у нее возьмется‚ ежели мать у Манюни – прачка‚ отец – сторож‚ и живут они в доме барачного типа‚ на пятнадцати метрах вповалку: она‚ мать‚ отец‚ две сестренки‚ а на весь длинный‚ утыканный дверями коридор один битый умывальник‚ да и тот на кухне. Отец после получки возвращается пьяный‚ бурчит в дверях: "Мать золотая‚ еле дополз..." Потом всю ночь сам не спит и другим не дает‚ вслух жизнь свою вспоминает: "Когда я в чайной работал‚ на кажном пальце по чайнику носил". Лезет в шкаф‚ показывает‚ бьет посуду‚ поет под гитару романс собственного сочинения: "Потому что сердцу не хватает перцу..." Соседи в стенку стучат‚ соседям с потемок на работу‚ а мать выбегает в коридор‚ кричит привычно: "Люди добрые! Уймите моего дурака!"

Живет Манюня бедно‚ деньги матери отдает‚ и еда у них круглый год – картошка с соленым огурцом. А она молодая‚ видная‚ у нее тело хорошей еды‚ красивой одежды просит. Хочется одеться‚ как другие‚ вкусно поесть‚ съездить к морю‚ искупаться. Чем она хуже? Потому и ходит за ней по заводу дурная слава. Говорят‚ что Манюня – широкая натура‚ не умеет отказывать. Только угости‚ только подари‚ а нет ничего – приласкай. А она и сама не скрывает. "Мне‚ – говорит‚ – лишь бы до Крыма доехать. А там прокормят..." Наскребет деньжат на дорогу и едет. На пляж выйдет‚ платье скинет – отбоя нет. Веселая Манюня‚ никогда не унывает‚ имеет свою заветную мечту выйти за офицера с большой звездой‚ и выйдет‚ наверно‚ и поедет с ним куда угодно‚ хоть на край географии. Покоренный ее прелестями‚ сватался к Манюне отставник‚ степенный мужчина с дачей и участком в гектар‚ да она за него не пошла. "Понимаешь‚ – говорила каждому‚ – ежели я замуж выйду‚ то завяжу с этим делом. А этот со своим гектаром разве способен?" Сходила к нему пару раз. "Не‚ – говорит‚ – не способен". В этом году поступила Манюня в институт на заочное отделение‚ ходит порой на лекции‚ задания у других списывает‚ экзамены на троечку сдает. Когда с первого захода сдаст‚ когда с третьего. Знаний не было‚ нет и не будет‚ но инженером станет‚ если‚ конечно‚ институт не бросит. Она не бросит. Она не дура.

Время идет к звонку‚ мужчины в курилке гасят папиросы‚ но медленно открывается дверь‚ входит Зубков‚ старый‚ седой‚ морщинистый. Зубков дольше всех работает на заводе‚ еще с довоенных времен. Его растормошишь – он расскажет, как размещалось когда-то на территории конструкторское бюро‚ а главный конструктор‚ все его заместители и половина начальников отделов были заключенные‚ жили при заводе в бараке с решетками‚ – он и сейчас стоит‚ тот барак‚ и решетки целы‚ – и в кабинете у главного конструктора сидел неотлучно солдат‚ и домой их не отпускали‚ и вольным было стыдно и тоскливо прощаться с ними: весь день они работали вместе‚ над одним делом‚ а по вечерам эти ехали домой‚ а тех вели в барак. Рассказывает об этом Зубков робко‚ неохотно‚ с застарелым испугом: то ли можно уже говорить‚ то ли еще нельзя‚ а может‚ наоборот: то ли еще можно‚ то ли уже нельзя.

У старика Зубкова жена, дети и внуки‚ живут они все вместе в деревянном домике на Пресне‚ а домику тому сто лет. От постоянного детского крика не высыпается Зубков и потому часто спит на работе с карандашом в руке. Уткнет карандаш в чертеж‚ глаза рукой прикроет‚ а со стороны кажется‚ будто он и не спит вовсе‚ а задумался над очередной технической проблемой. Давно уж – многие годы – стоит Зубков в очереди на жилье‚ но никак ему не дадут: есть более нуждающиеся. Сколько лет ничего не строили‚ и как-то обходились‚ и получение не квартиры – комнаты было делом чрезвычайным‚ а нынче начали строить‚ и все заволновались‚ заторопились пожить в нормальных условиях‚ потому что сейчас только поняли‚ как они живут. А завод огромный‚ нуждающихся – пропасть‚ в первую очередь барачным‚ подвальным да больным‚ а у Зубкова‚ как-никак‚ собственный дом‚ и хоть давно уже обследовали его жилищные условия и даже в акте записали‚ что старший сын с невесткой спят на полу под столом‚ каждый раз находятся более нуждающиеся‚ да и Зубков‚ человек тихий‚ постоять за себя‚ покричать где надо не может. Когда приезжал на завод министр‚ слесарь со сборки подкараулил его‚ встал поперек дороги‚ рассказал про свои жилищные бедствия. "Надо дать"‚ – сказал министр. И дали. Так ведь нужно еще на такое решиться‚ да и нуждающихся столько‚ что ежели каждый будет останавливать‚ ни у какого министра времени не останется.

Зубков медленно‚ лунатиком‚ входит в курилку‚ шепчет чего-то‚ топчется на месте‚ разводит руками‚ а потом машинально‚ будто нехотя‚ расстегивает брюки‚ мочится в урну для окурков.

Тишина в курилке мертвая.

– Петрович‚ – окликают‚ – а Петрович... Шел бы ты лучше в кабинку.

Зубков вздрагивает‚ дергает по сторонам головой‚ дрожащими руками застегивает брюки.

– Профком... – шепчет он и растерянно улыбается‚ губы прыгают от волнения. – С профкома...

– Ну?

– Утвердили... Трехкомнатную...

Все "Ура!" кричат. Кто радуется‚ кто завидует‚ кому наплевать.

Тут и звонок. Обед. Из курилки‚ как ветром сдуло. Стоит один Зубков‚ качается. К стене привалился‚ ватные ноги не держат.