Корень жизни: Таежные были - [95]

В зимовье я вернулся затемно, застав своих друзей сытыми и веселыми. Володя принес с Большого огромный рюкзачище с вещами и продуктами, а в числе прочего Николаевы деликатесы.

На столе лежала большая развернутая карта, на которой Володя уже обозначил свои маршруты и ворохом условных знаков отметил встреченных животных.

…И еще падал снег. Почти каждый день, как по расписанию, в половине третьего тишину дня разрывал западный ветер, свистел до пяти вечера и быстро утихал. Ночи были невообразимо длинными. Через час-другой мы начинали дрожать под своими куртками, и надо было подбрасывать дрова в печь.

Вверх по Каранаку с третьего по десятое ноября дружно шествовали к своим зимним квартирам медведи, узорчато-разлапистые следы которых измесили и речной снег, и прибрежные звериные тропы, и таежные сопки. Мне часто попадались свежие медвежьи следы, и я несколько раз ходил по ним в надежде добыть зверя, но очень непросто это было сделать. Когда шел тихо и осторожно, чтобы не спугнуть, зверь уходил, когда же пытался нагнать его, он обнаруживал меня и убегал с расстояния, намного превышающего дальность выстрела из двустволки. Я в тех походах много раз жалел, что не взял в тайгу карабин и что нет у нас хорошей собаки-медвежатницы.

Однажды вечером огромный косолапый верзила подошел к нашей избушке метров на сто пятьдесят. Мы слышали треск сучьев под его тяжелыми лапами, несколько раз видели темно-бурую тушу, приготовились даже стрелять, да рано почуял нас зверина и повернул обратно. Я пытался было пересечь его путь, Володя азартно шел по следу, но медведь удалился восвояси слишком скоро. Через день его следы Анатолий Даренский видел чуть ли не в тридцати километрах, уже в бассейне Буреи. Вот и попробуй догони.

Оставалось надеяться на случайную встречу с медведями накоротке. И были две такие, да не повезло: один раз ружье оказалось закинутым за спину слишком далеко, в другой — в обоих стволах «сидели» дробовые патроны.

Как-то мы с Николаем, идя по льду Каранака, заметили медведицу с медвежонком и застыли, но те нас тоже обнаружили и остановились. Расстояние для выстрела было далековатым, минуты две мы разглядывали друг друга, а когда я попытался выйти на берег, чтобы по кустам подкрасться поближе, звери убежали в сопку на другом берегу. Николай тогда бросил рукавицы в снег и выругался:

— Столько мяса и сала по тайге ходит, а мы на кашах…

А успокоившись сигаретой, заинтересовался:

— Всюду пишут, что с численностью бурых медведей дело швах, а их вон какая тьма! Или это только здесь медвежье царство?

— Пожалуй, ныне самый медвежий край в Советском Союзе — наш, Амуро-Уссурийский. Бурых медведей здесь сейчас вряд ли меньше, чем было во времена Пржевальского и Маака, которые застали его в первозданной дикости. А знаешь, Коленька, почему? Потому что медвежьи охоты теперь не в почете, не развиты… Живет в Бире медвежатник Ребус. Он до невозможности смел, сатанински вынослив и зверски неравнодушен к медведям. Найдет свежий след мишки и без колебаний вдогонку шпарит. Идет день, два, три. Ночует у костра под открытым небом. Наконец находит берлогу и медведя в ней. Нужны ему от добычи лишь желчь, шкура и немного жира, а за медвежатиной по его следам идут другие.

— А те места, где собираются медведи на зимовку, известны? — поинтересовался Николай.

— Многие известны, да толку что.

Мой спутник задумался, смолк на несколько минут, а потом спрашивает:

— А почему бы не организовать осеннюю охоту на медведей именно в тех местах, куда они идут? Заранее разведать их, изучить, а стрелять на переходах или прямо у берложьих пристанищ. Трудно вывезти, говоришь? Но ведь можно сделать вертолетные площадки. За границей вон платят громадные деньги за возможность убить медведя. Разве же нельзя так у нас, а?

— Ты, Коля, умница, но и мы в своем деле кое-что кумекаем. Предлагалось такое, но без толку. Никого это не интересует.

— Ладно, пока отложим разговор. Не слазить ли нам на ту скалу — поищем точку для панорамки. Я ведь все надеюсь на кинокамеру… Глядя на мир с высоты, хорошо и красиво помолчим, посидим, подумаем, — предложил Николай.

Но на скале думать нам не пришлось. Пока мы «красиво» молчали, невесть откуда прибежала кабарга. Зачуяв нас, но не видя, она насторожилась, замерла, поводя головой и прядая ушами. Мне очень нужна была шкура этого странного оленька для музея, и я выстрелил в него. Николай сначала опешил от неожиданности, а потом зло процедил сквозь зубы: «Вот где хищник — у своей очередной жертвы». Однако вечером он с большим удовольствием уплетал за обе щеки зажаренную Володей свеженину. А наевшись досыта, снова зашуршал «шариком» по листам своего блокнота-дневника.

…Володя задумчиво набивал печь дровами, ежась от холода, Николай пошел «посмотреть на луну», а я придвинул вплотную к себе свечу и принялся заполнять полевой дневник. Вбежав, Николай протянул: «Бррр, морозище!» — и спрятался под свою куртку.

Трещали от мороза деревья, цвыркали пищухи, скреблись мыши, а свечное пламя гоняло по стенам тени. Еще один день я зачеркнул на своем календаре и посчитал, сколько их осталось…