Корабль отплывает в полночь - [52]

Элвин перехватил запястье девушки, и они оба покачнулись от силы ее замаха. Затем, с большой неохотой, проклиная себя, но подчиняясь необходимости, он выхватил распылитель и выстрелил навскидку в того, кто был ближе всего.

Корс пошатнулся, поднес руку к глазам и смахнул пыль. Теперь ближе всех оказался Альфорс. Элвин различил крупные, в дюйм длиной, зубья звенящей, поющей пилы. Ее блестящая нижняя половина тут же исчезла вместе с кистью Альфорса, а верхняя со свистом пронеслась над головой Элвина.

Корс снова напал, вопя от боли и незряче размахивая молотком. Элвин сбил его с ног выстрелом максимальной мощности, превратив грудь молодого крестьянина в извергающий пыль вулкан. Затем развернулся, повалил Альфорса и вовремя пригнулся – нож, который Тулия взяла другой рукой, едва не задел ему шею. Они упали вместе, и распылитель уперся в горло Тулии.

Элвин торопливо отряхнул с лица пыль и увидел, как к нему мчится Сефора. Перед ее пламенеющими волосами и смертельно бледным лицом сверкали зубья вил.

– Сефора! – крикнул он и попытался встать, но Альфорс придавил его ноги.

– Сефора! – снова прокричал он умоляющим голосом, но та, похоже, не слышала его, и на ее лице отражалась только ненависть. Поэтому он включил распылитель, и вилы вместе с лицом и волосами девушки превратились в облако серой пыли. Безголовое тело, нелепо подпрыгнув, упало прямо на Элвина, а лишенный зубьев черенок вил воткнулся в землю. Сефора дважды перевернулась после падения, все стихло, и наконец обеспокоенно замычали коровы.

Элвин выбрался из-под того, что осталось от Альфорса, неуверенно поднялся на ноги, откашлялся, а затем с ужасом и отвращением отбежал от оседающего облака серой пыли. Оказавшись на свежем воздухе, он прочистил легкие, издав несколько резких возгласов, вздрогнул, с печальной улыбкой посмотрел на покрытые пылью неподвижные тела и задумался над случившимся.

Очевидно, какое-то магнитное воздействие отклонило стрелку компаса, заставив ее идти по кругу. Возможно, один из магнитных полюсов планеты находился в непосредственной близости от этого места. Конечно, здешний климат и режим смены дня и ночи не походили на полярные, однако ось собственного вращения планеты и ось ее магнитного поля вполне могли находиться далеко друг от друга.

Настоящей же головоломкой было поведение юношей и девушек, приютивших Элвина предыдущим вечером. Казалось невероятным, что одно лишь бегство Элвина, даже если его принимали за бога, чудовищно оскорбило их и они превратились в убийц. Конечно, древние жители Земли убивали своих богов и уничтожали их символы, но это было продуманным ритуалом, а не внезапным кровавым безумием.

На мгновение он подумал, не мог ли Федрис отравить их ненавистью к нему, не знал ли Федрис способа сверхсветовой передачи этой ненависти через всю Вселенную. Но Элвин и сам понимал, что это всего лишь болезненная фантазия, своего рода черный юмор.

Возможно, эти милые крестьяне были под властью клинического безумия.

Элвин пожал плечами и решительно направился к дому, чтобы состряпать себе еду. Между тем небо потемнело. Он затопил печь и потратил какое-то время на изготовление маленького гирокомпаса из тех материалов, что нашлись в его сумке. Работал он с той отрешенной сноровкой, с какой обычно выстругивают игрушку для ребенка. Кошка стояла у двери и наблюдала за ним, но сразу убегала, когда Элвин пытался подозвать ее, и не желала подходить к еде, которую он оставил на печи. Он поднял взгляд к бутыли с вином, все еще подвешенной к потолочной балке, но не стал снимать ее.

Потом он устроился на постели, которую прошлой ночью занимали Корс и Тулия. Когда огонь в печи погас, в комнате сделалось совсем темно. Ему почти удалось не думать о тех, кто лежит снаружи, только раз или два он вспомнил о том, как странно подпрыгнула Сефора, упавшая затем на него. Возле двери в темноте сверкали кошачьи глаза.

Когда Элвин проснулся, уже наступил день. Он быстро собрал вещи, положив в сумку немного плодов. Кошка отскочила в сторону, когда он вышел за дверь. Элвин не стал оглядываться на театр побоища, но услышал, как там жужжат мухи. Он перебрался через холм к тому месту, где вошел в лес накануне утром. Колючие деревья с нелепым, сказочным упрямством уже давно затянули проделанный Элвином проход. От него не осталось и следа. Элвин включил моторчик гирокомпаса и направил раструб распылителя на зеленую стену.

Это была обычная монотонная работа, но он принялся за нее с какой-то несвойственной ему прежде мрачной сосредоточенностью.

Через равные промежутки времени он сверялся с гирокомпасом и оглядывался назад, на прямой как стрела зеленый коридор, сужавшийся не только из-за перспективы. Удивительно, как быстро росли эти шипы!

Элвин прокручивал в голове долговременный план действий. Он рассчитывал, обязан был надеяться на то, что на долгие годы избавился от Федриса и сил СОС. За это время следовало найти крупное поселение – желательно город – с большим количеством подходящих домашних животных и стать его полновластным властелином, вероятно основав для этого новую религию. А потом создать родильные фермы. Семена Диких, собранные в медальоне на его шее, пришлось бы разделить на части – по числу ферм – и поместить в утробы живых или неживых матерей. Лучше живых. И видимо, не человеческих – иначе возникло бы слишком много социальных проблем.