Корабль любви - [6]

Шрифт
Интервал

Однажды вечером, когда они со Стеллой после обеда прогуливались по лужайке, нахлынувшая грусть была настолько сильной, что казалась почти осязаемой. Она таилась в шуме сосновых крон, в ветре, в доносившихся из-за теннисного корта звуках радиоприемника, принадлежавшего их садовнику.

– Завтра, – сказала Стелла, – полнолуние.

Она остановилась посреди полосы лунного света и посмотрела на него. Ее волосы, тускло поблескивавшие в мягком свете луны, были восхитительны. Она странно взглянула на него, на один только миг, и он шагнул к ней, словно хотел обнять; но остановился, разочарованный ее холодностью. Стелла слегка изменилась в лице, и они продолжили прогулку.

– А жаль, – вдруг заявил он. – Как раз завтра мне нужно уехать.

– Куда же?

– В Нью-Йорк. На заседание попечительского комитета школы. Теперь, когда дети учатся, мне, кажется, пора уже в этом поучаствовать.

– Ты в воскресенье вернешься?

– Если ничего такого не произойдет, то да, а так – позвоню.

– В воскресенье Эд Хотон приедет и еще, может быть, все Эймсы.

– Я рад, что ты не будешь одна.

Вдруг Билл вспомнил тот пароходик, что плыл когда-то по реке, и Мей Пэрли на палубе, в свете летней луны. Эта картина была символом его юности, его вступления в жизнь. Он не просто помнил сильнейшее волнение, испытанное той ночью, но вдруг ощутил его опять, ее лицо так близко от его, порывы пульсирующего воздуха вокруг них, а они стоят у спасательной шлюпки, и еще – чуть шершавый на ощупь лодочный брезентовый чехол...

Когда на следующий день таксист довез его до Уитли-Виллидж, он вдруг почувствовал страх. Ведь одиннадцать лет прошло, – а вдруг она умерла... или уехала. Или, может, он просто пройдет мимо нее на улице, даже не заметив усталую, уже поблекшую женщину, которая одной рукой толкает коляску, а другой держит за руку еще одного ребенка.

– Мне бы найти мисс Мей Пэрли, – сказал он таксисту. – Сейчас она, наверное, Фицпатрик.

– Фицпатрик? Он с завода?

В полицейском участке удалось, после ряда вопросов, выяснить, что Мей Пэрли действительно теперь миссис Фицпатрик. И что живут они сразу за окраиной города.

Через десять минут такси остановилось у белого дома в колониальном стиле.

– Они его из сарая перестроили, – сказал таксист, хотя его никто и не спрашивал. – В каком-то журнале даже фотографии были.

Билл увидел, что кто-то разглядывает его из-за проволочной сетки во входной двери. Это была Мей. Дверь медленно отворилась, она стояла в прихожей, совершенно не изменившаяся, такая же тонкая, как прежде. Он непроизвольно протянул к ней руки, но, сделав шаг ей навстречу, так же непроизвольно опустил их.

– Мей.

– Билл.

Вот она. Какое-то мгновение он обладал ею всей, ее хрупкостью, ее неброской, тлеющей, как уголек, красотой; но потом он снова ее потерял. Он не смог бы обнять ее, как не смог бы обнять незнакомку.

Стоя на застекленной веранде, они не сводили с друг друга глаз.

– Ты совершенно так же выглядишь, – сказали он ей, а она – ему.

Она изменилась. Слова, случайные, банальные и неискренние, так и лились у нее изо рта, будто она старалась снова завладеть его сердцем:

– Представляешь: вот так вдруг увидеть тебя... знать, что ты где-то там есть... думала, ты меня забыл совсем... только вчера про тебя говорила...

Он вдруг понял, что самому ему нечего сказать. В голове – полная пустота, и, сколько он ни старался, ему никак не удавалось хоть что-то выудить из своих мозгов.

– Хороший у тебя дом, – вдруг брякнул он.

– Нам нравится. Ни за что не догадаешься: мы его перестроили из старого сарая.

– Мне таксист уже доложил.

– ...стоял тут пустой уже сотни лет... приобрели почти даром... а его фотографии, до ремонта и после, напечатаны в журнале «Хоум энд Кантри-сайд».

И снова какой-то провал в памяти, ни с того ни с сего. В чем дело? Может, он заболел? Даже забыл, зачем приехал сюда.

Но точно помнил, что изобразил доброжелательную улыбку и что теперь надо держаться за эту улыбку, потому что, если ее упустить, больше ему такую не изобразить... С чего вдруг эти внезапные провалы в памяти? Надо завтра же пойти к врачу.

– ...поскольку у Эла дела пошли в гору. Ну, он у мистера Кольсата теперь правая рука, так что редко куда-то выбирается. Я, правда, иногда в Нью-Йорк выбираюсь. А иногда оба выбираемся.

– М-да, у вас тут в самом деле прелестное гнездышко, – в полном отчаянии сказал он. Скорей к врачу, прямо с утра. К доктору Флинну, или доктору Кизу, или к доктору Гивену, он еще учился с ним в Гарварде. А если к тому специалисту обратиться, которого порекомендовала та женщина, когда они были в гостях у Эймсов? Или к доктору Гроссу, или доктору Стьюдефорду, или доктору де Мартелю...

– ...и я не трогаю, но Эл вечно что-нибудь притащит в дом. Он сейчас в Бостон уехал, но я попробую найти ключ.

«...или к доктору Рэмзи или старому доктору Огдену, который принял его когда-то, когда он надумал появиться на свет. Билл и не представлял, что знает стольких врачей. Надо бы список сделать».

– ...а ты все такой же.

Билл вдруг положил обе руки на выпиравший живот и хрипло хохотнул: «Этого точно не было». Эта нелепая выходка поразила и испугала его, зато странная пустота в голове исчезла, и он начал по кусочкам собирать сегодняшний день, после полудня. Из болтовни Мей он понял: она уверена, будто сама когда-то, в туманном и таком романтичном прошлом, его бросила. Возможно, так оно и было. Кто вообще была эта женщина, это грубое, обыденное, вульгарное существо, которое жило в облике его Мей, в ее теле? В нем нарастало чувство протеста.


Еще от автора Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Ночь нежна

«Ночь нежна» — удивительно красивый, тонкий и талантливый роман классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.


Великий Гэтсби

Роман «Великий Гэтсби» был опубликован в апреле 1925 г. Определенное влияние на развитие замысла оказало получившее в 1923 г. широкую огласку дело Фуллера — Макги. Крупный биржевой маклер из Нью — Йорка Э. Фуллер — по случайному совпадению неподалеку от его виллы на Лонг — Айленде Фицджеральд жил летом 1922 г. — объявил о банкротстве фирмы; следствие показало незаконность действий ее руководства (рискованные операции со средствами акционеров); выявилась связь Фуллера с преступным миром, хотя суд не собрал достаточно улик против причастного к его махинациям известного спекулянта А.


Волосы Вероники

«Субботним вечером, если взглянуть с площадки для гольфа, окна загородного клуба в сгустившихся сумерках покажутся желтыми далями над кромешно-черным взволнованным океаном. Волнами этого, фигурально выражаясь, океана будут головы любопытствующих кэдди, кое-кого из наиболее пронырливых шоферов, глухой сестры клубного тренера; порою плещутся тут и отколовшиеся робкие волны, которым – пожелай они того – ничто не мешает вкатиться внутрь. Это галерка…».


По эту сторону рая

Первый, носящий автобиографические черты роман великого Фицджеральда. Книга, ставшая манифестом для американской молодежи "джазовой эры". У этих юношей и девушек не осталось идеалов, они доверяют только самим себе. Они жадно хотят развлекаться, наслаждаться жизнью, хрупкость которой уже успели осознать. На первый взгляд героев Фицджеральда можно счесть пустыми и легкомысленными. Но, в сущности, судьба этих "бунтарей без причины", ищущих новых представлений о дружбе и отвергающих мещанство и ханжество "отцов", глубоко трагична.


Возвращение в Вавилон

«…Проходя по коридору, он услышал один скучающий женский голос в некогда шумной дамской комнате. Когда он повернул в сторону бара, оставшиеся 20 шагов до стойки он по старой привычке отмерил, глядя в зеленый ковер. И затем, нащупав ногами надежную опору внизу барной стойки, он поднял голову и оглядел зал. В углу он увидел только одну пару глаз, суетливо бегающих по газетным страницам. Чарли попросил позвать старшего бармена, Поля, в былые времена рыночного бума тот приезжал на работу в собственном автомобиле, собранном под заказ, но, скромняга, высаживался на углу здания.


Под маской

Все не то, чем кажется, — и люди, и ситуации, и обстоятельства. Воображение творит причудливый мир, а суровая действительность беспощадно разбивает его в прах. В рассказах, что вошли в данный сборник, мистическое сплелось с реальным, а фантастическое — с земным. И вот уже читатель, повинуясь любопытству, следует за нитью тайны, чтобы найти разгадку. Следует сквозь увлекательные сюжеты, преисполненные фирменного остроумия Фрэнсиса Скотта Фицджеральда — писателя, слишком хорошо знавшего жизнь и людей, чтобы питать на их счет хоть какие-то иллюзии.


Рекомендуем почитать
Королевское высочество

Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.


Угловое окно

Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...


Каменная река

В романах и рассказах известного итальянского писателя перед нами предстает неповторимо индивидуальный мир, где сказочные и реальные воспоминания детства переплетаются с философскими размышлениями о судьбах нашей эпохи.


Услуга художника

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.


Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион

«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.


Столик у оркестра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Яд и корона

Автор цикла исторических романов «Проклятые короли» – французский писатель, публицист и общественный деятель Морис Дрюон (р. 1918) никогда не позволял себе вольного обращения с фактами. Его романы отличает интригующий и захватывающий сюжет, и вместе с тем они максимально приближены к исторической правде. Согласно легенде истоки всех бед, обрушившихся на Францию, таятся в проклятии, которому Великий магистр ордена Тамплиеров подверг короля Филиппа IV Красивого, осудившего его на смерть. Охватывая период с первого десятилетия XIV века до начала Столетней войны между Францией и Англией, Дрюон описывает, как сбывается страшное проклятие на протяжении этих лет.


Нетерпение сердца

Литературный шедевр Стефана Цвейга — роман «Нетерпение сердца» — превосходно экранизировался мэтром французского кино Эдуаром Молинаро.Однако даже очень удачной экранизации не удалось сравниться с силой и эмоциональностью истории о безнадежной, безумной любви парализованной юной красавицы Эдит фон Кекешфальва к молодому австрийскому офицеру Антону Гофмюллеру, способному сострадать ей, понимать ее, жалеть, но не ответить ей взаимностью…


Дороги, которые мы выбираем

«В двадцати милях к западу от Таксона «Вечерний экспресс» остановился у водокачки набрать воды. Кроме воды, паровоз этого знаменитого экспресса захватил и еще кое-что, не столь для него полезное…».


Королева Марго

Роман французского классика Александра Дюма-отца «Королева Марго» открывает знаменитую трилогию об эпохе Генриха III и Генриха IV Наваррского, которую продолжают «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять». События романа приходятся на период религиозных войн между католиками и гугенотами. Первые шаги к трону молодого принца Генриха Наваррского, противостояние его юной супруги Марго, женщины со своеобразным характером и удивительной судьбой, и коварной интриганки – французской королевы Екатерины Медичи, придворная жизнь с ее заговорами и тайнами, кровавые события Варфоломеевской ночи – вот что составляет канву этой увлекательной книги.