Корабль и другие истории - [93]

И если античные боги им были подобны,

то как они бились с гигантами?! страшно подумать!

Вот некто, в пять раз меня выше, стоит у порога;

он брови нахмурил, и ветер гуляет в его бородище —

в ней дыры сквозные;

а складки рубахи, как трубы органные, стонут.

Босыми ногами гигант мне навстречу шагает.

Красавица пляшет почти трехметрового роста,

огромную ножку босую подняв с постамента,

взмахнув тяжеленною ручкою непринужденно.

Вон белый (из глины) арап размечтался, гуляя,

гигантскую шляпу он снял, выступая степенно и важно

с магической тростью и непримиримой болонкой

(болонка с теленка).

У двери дикарка сидит с обезьянкой;

ей дверь по колено.

Шепчу Незабудке: — Я в жизни такого не видел?

Да эти скульптуры ни в дверь, ни в окно не пролезут!… —

— Конечно, — она отвечает серьезно. —

— А как же отсюда их вынести?! — Значит, никак. —

— И вечно им быть суждено у него в мастерской? —

— Боюсь, что и крышу снеся их достать не удастся. —

— Зачем же он делает их? — лепечу я со страхом. —

— Не знаю, должно быть, иначе не может, — мне шепчет она. —

Тем временем скульптор подходит, сказав, что Марута нас ждет.

— А как вам работы мои? — что мне оставалось ответить?

— Скульптуры прекрасны, особенно этот, идущий! —

Идущий остался, а мы побрели восвояси.

— А эта… Марута… поблизости? — Меньше квартала. —

— А дальше? кто дальше живет? за Марутой?

— Старик со Старухой

Живут и живут, и не могут никак переехать:

Однажды нашли мы с жемчужинкой мертвой колечко;

Старуха надела его и три дня не снимала,

И камешек ожил, дышать стал и переливаться.

Когда она трогает чашку разбитую, та собирается снова,

и трещины будто сплавляются.

Ну, а Старик —

он добрый и милый и любит болтать обо всем.

У них двое внуков:

мальчик — Дон, и девочка — Волга.

Ладо зовет Волгу Иволгой,

а Дона — Дон Кихотом…

— А за Стариком и Старухой — кто там-то живет?

Там, дальше? — О, многие! Рыжий, рисующий море;

Улыбышев (знали бы вы, как он пьет!)

Он внизу уже не был полгода,

работать почти перестал,

и все забывает, кто мы и кто он;

мы, когда к нему ходим,

каждый раз с ним знакомимся);

Потом — Василий, Алиса, Владычица Мышей, Брэм,

за ними Ромул и Рэм,

две Жанны, три Петрова, Машин, Ванин,

Некрасова-Саврасова, Обманин,

Шашибушан, Мухан, Жужу, Мастак,

Маэстро (у него такой чердак!

должно быть, метров восемьсот; и вот,

представьте, он там вовсе не живет!

Есть у него КВАРТИРА!

А сам чердак!.. одна стена — стекло,

а за стеклом красивейшая площадь;

у другой стены в окне — роща,

собор со шпилем и река со штилем,

а по реке пароходы плывут.

Река синяя, пароходы белые, шпиль зеленый.

За третьей стеной фонтан с дом высотой.

А в четвертой стене — дверь, в висячий сад ведет,

в том саду летом сирень цветет,

осенью лимоны зреют,

весной подснежники растут,

зимой снегири рябину клюют) —

— А что Маэстро делает? —

— Этого никто не знает.

Но некоторые утверждают,

что он не делает ни-че-го.

Дальше живут Оля, Поля и Уля,

они — веселые девушки, ткут, вяжут и шьют,

песни поют, свечи палят,

из воска кукол лепят,

в платья наряжают.

Когда я маленькая была, и мне куклу подарили.

За ними Леля и Лиля,

Бибиков с двумя женами и шестью детьми,

Макс и Мориц, Карло и Гоцци,

Швец, Жнец и На-Дуде-Игрец,

Гриша Шило и Миша Мыло,

Барыбин, Делягин, Тришин,

Катин, Светин, Маришин, —

и дальше, дальше, над всем городом, —

многие, многие, многие.

Когда мы найдем Ладо,

он вам лучше расскажет.

6

Хороша слобода, да крапивой поросла.

Поговорка

По склонам крыш,

где тишь, как мышь,

что ни скат — отрог,

как хребет, полог.

Эта крыша — с перилами,

та — со сходнями,

та, за той, — с голубями.

На одной из крыш этажерка стоит,

на другой девочки уроки учат,

На третьей старушка чай пьет.

На красивом желтом доме

стоят колхозницы со снопами

и молодые люди в брюках;

сзади к каждой статуе приставлено по подпорке:

то ли по хвосту, то ли по кочерге.

Из слухового окна

вылезает навстречу нам старик

в красивом новом костюме.

В руках у него папка.

— Скажите, Незабудка, — обращается он к моей спутнице, —

Вы не видели Ладо? —

— Мы его ищем, — говорит она. —

— Вот и я его ищу, — говорит он.

Нас уже трое.

— Там леса впереди, нам не пройти. —

— Пойду посмотрю. —

— Кто это? — спрашиваю, когда старик уходит.

— О, это большой Ученый, — отвечает Незабудка. —

Он пишет Книгу. Дома ему мешают, и он пишет ее у Ладо. —

Ученый возвращается.

— Там целый квартал мертвых домов, — сообщает он.

— Они на капитальном ремонте.

Придется перейти на ту сторону. —

— Пошли вниз, — говорю. —

— Обойдемся, — отвечает он, блестя глазами.

Глаза у него светлые, диковинные, почти без зрачков.

Он отдает папку Незабудке,

берет нас за руки

(ее — за левую, меня — за правую),

подводит нас к краю крыши.

— Закройте глаза, — приказывает он, — и вдохните.

Не бойтесь. —

Зажмуриваюсь.

Звенит в ушах.

Вижу зеленые и алые пятна.

Лицу холодно.

Все во мне замирает, словно я еду с горки.

Меня тормошат.

Открываю глаза.

Мы на той стороне улицы,

                 на новой светлой крыше.

………………………………………

Лестница, как водопад, а перила

в воздухе пляшут водоразделом

от этой двери.

И что за хозяйка нам дверь отворила

ручкою белою

евиной дщери!

У моей Маруты

тонки брови круты,

а у маруты моей

нос, как у Матье Мирей!

И в фарфоровые ушки

пробрались сережек дужки.