Корабль и другие истории - [7]

улетает за птицами

в легендарную Африку,

в лапидарную Африку.

То ли древо без имени,

то ли клен опрометчивый,

то ли просто метафора,

озаренная осенью.

И летят над скамейками

листья с желтыми крыльями,

облака запредельные

и листы календарные

с нашумевшими птицами.

Скамеечки…

Вот и в нашем-то дворе

все путем:

тут на лавочках-то бабушки

из до-того в потом.

Общаются,

совещаются,

размещаются,

прощаются.

Не сидится им в квартире,

в комнатах покоя нет,

и лепечут все четыре

незатейливый квартет.

Первую зовут Жэка — Жанетта Климентьевна.

Вторую зовут Энзэ — Надежда Зиновьевна.

Третью зовут Эрэс — Роксана Степановна.

Четвертую зовут Хабэ — Харитина Борисовна.

— Вы представляете? — Я представляю.

— Вы понимаете? — Я понимаю.

— Да как же это он сгорел? — Почти дотла!

— Да что вы! — Слышали? — Не поняла.

— Вчера купили плюш; иду; Хабэ и говорит…

— Энзэ, пожарные в порту, а он горит!

— Да как же это? — Ах, Эрэс, пожар и есть пожар.

— Вредительство опять, Жэка. — Халатность. — Недосмотр.

— Вчера показывали фильм. Я плакала. А вы?

— А я варила конфитюр из айвы.

— А мне, Энзэ, сказал Вэбэ, что затонул корабль.

— Как затонул? — Так затонул. — А как же моряки?

— Хабэ, Хабэ, где брали вы сардины и снетки?

— На дне. — В огне. — А я, Энзэ, я слышала не так:

Сначала врезался он в мост, потом он сбил маяк.

Он разломался пополам.

Дэдэ там был и видел сам.

— Горел? — Тонул. — В огне? — В воде.

— А кардамон купили где?

— Да неужели же вы в джем кладете кардамон?

— Его и одного его. — А я вишневый лист.

— Один вишневый лист и все?

— Гвоздику, барбарис,

Мускат, корицу и анис.

А без того я джем не ем!

А без того и джем не джем.

Он без того и без сего

Ни то, ни се.

— Мне позвонил вчера Гэвэ, еще я не спала.

Сказал, что крейсер затонул, — столкнулся с ним линкор,

И что подлодка… — Подо что? — На. Что на дно пошла.

— Она и ходит-то по дну. — Кошмар! — Не поняла.

— Эрэс, я вспомнила, не так, он просто сел на мель.

— Кто? — Теплоход. — А как же мост? — Мост сломан. — Ужас! — Страсть!

— И ремонтируют маяк и разводную часть.

Уже два дня, два целых дня его им не свести.

— Вредительство! — Халатность. — Ох, без двадцатипяти!

— Да нет, Хабэ, без десяти. — Вот. Полчаса, Эрэс.

— Должно быть, этот ваш линкор… — Вот так у них всегда!

— Должно быть, этот крейсер ваш и врезался туда.

— Вчера купила я поплин. — А как же капитан?

— Я тоже видела фланель. — Валялся в стельку пьян.

— Я — за сухой закон! — А я купила креп-жоржет.

— Теперь мадапалама нет. — Теперь непьющих нет.

— Ой, мне пора! — За три двора.

— Пойду пройдусь. — Белья гора.

— Еще мне суп. — А мне щенка.

— Пора. — Пойду! — Привет. — Пока!

— Эрэс. — Хабэ! — Энзэ?.. — Жэка.

И пошли.

Первая с таинственным линкором.

Вторая с затонувшим крейсером.

Третья с погорелым парусником.

Четвертая с головоломным теплоходом.

Одна со дном и джемом.

Другая с конфитюром и пожаром.

Третья с маринадом и маяком.

Четвертая с мостом и вязальным крючком.

Хабэ в платочке,

Жэка в шляпке,

Эрэс в беретке,

Энзэ в панамке.

На дне двора — покинутая скамейка,

Пришвартовавшаяся к тихой пристани.

Над двором — во всю ширь — весеннее небо,

От горизонта до горизонта

Раскинувший завораживающие хляби свои

Лазоревый океан.

Посадка закончена, осада снята;

Но эта лавочка, знать, — место свято!

Неторопливые садятся двое.

А облака вверху — рябь по сувою.

А вечер падает и звезды теплит.

Огарки пауз. Осколки реплик.

— как в юности — помнишь?

— забыли давно

— но темные воды

— ни в черной бутыли вино

— и говор на юте

— и реи — и Фрейя и Рей

— и, кажется, Рея,

— и Хронос, шептавший: скорей!

— а око Сатурна

— и Вега

— и веры крыло

— не ты ли бежала тогда по волнам?

— за тобою…

а я за тобою

прокладывал курс по следам

босая ступня

на пленительно темной воде

— но где это где

— горизонтом отрезано — там

— но я еще та же

— ни ты и ни я и никто

— как в юности — помнишь?

— каюта и лепет волны

— и общие сны

от весны до весны

от зимы до зимы

и пение той корабельной сосны

— и голос гортанный струны

— была ты как солнце

когда просыпаешься жить

была ты как омут

безвестных предсмертных обид

— но я еще та же

— неправда

не ты и не та

и парусник наш на дрова мастера разбирают

— куда же все делось

— забылось прошло улеглось

запили заели

не оптом так в розницу врозь

разбили сломали

теряли что можно терять

пора бы и память

теперь на дрова разбирать

— как в юности — помнишь?

какие там были слова

— слова на растопку

а прошлую жизнь на дрова

— любила я парус

— а я эту свежесть во рту

— любила я звезды

— а я этих мачт наготу

— ни много ни мало

— но не было нас или нет

— давно поотстала

— давно поостыли мой свет

— с сюжетной картины

сними напоследок персты

а были ль единой

душою иль плотью, прости?

— собою была я

— собою и только собой

— а помнишь ли ялик

и мертвую зыбь и прибой

и лунную дольку

и шторма шекспировский вой?

— собою и только

— и ветра трагический вой

— не твой это парус

— конечно, но он и не твой

— простимся — и точка

как мы собирались сперва

— протейская почва!

изменчивость лишь и права

— все то, что телесно

древесно словесно — пора

пора разбирать на дрова

— шлейф юности как на воде полоса

— зато мы теперь голоса

мы друг другу одни голоса

но над нами плывут паруса

прежних дат

прежних лет

и этому плаванью

сколько б ни плыл и ни греб

нет конца