Корабль - [24]
—Хорошо, Либер, я вас понял. Подождать – это вовсе не проблема. Я так долго этого ждал, могу подождать ещё немного. Только вы приходите, пожалуйста. Я не знаю, что мне делать, если вы не придёте! , пытаясь донести до него всю важность этого события для меня и ожидая какого-нибудь более весомого вторичного согласия.
—Да хорошо, хорошо! Я приду, Сигниф. Не переживайте!
Последние его слова были произнесены с неожиданной добротой, которая сумела окончательно меня успокоить.
—Тогда до вечера! , направляясь к выходу.
—До вечера! – ответил он мне
11
Всё то время, пока я мыл палубу, все мои мысли были заняты только предстоящим разговором. Истязая себя и изматывая, я раз за разом прокручивал, что можно было бы сказать Либеру, но ничего путного не находилось. С чего мне начать, о чём говорить и к чему свести нашу беседу – я не знал. Мысли перемешивались, наскакивая одна на другую, и ни одна из идей, возникших из слияния этих мыслей, меня не устраивала. Нужно было как-то передать ему мои ощущения, надежды. Но какие у меня имелись надежды, я и сам не знал! Что мне было от него нужно? Я просто слепо верил, что он может мне как-то помочь, что он поймёт мои переживания, и вместе мы придумаем что-нибудь. Но что должны были мы придумать и зачем? Ещё мне хотелось просто дружеской беседы без утаиваний и недосказанностей. . Может, на самом деле в этот момент я был глупцом и наивным мечтателем? Может, он вовсе не тот, кто был мне нужен? Мне хотелось надеяться на обратное, так что я гнал от себя плохие мысли. Обед я пропустил, есть мне не хотелось. Размышления перебивают всякий голод. Когда Солнце садилось, заревел наконец долгожданный звон, и я стремглав пошёл в столовую, сел за столик, за которым повстречался мне утром Либер и сидел там около часа.
Я успел поесть и ещё подумать о том, что буду говорить, хотя я так и не нашёлся, как построить свою речь должным образом.
Когда многие уже покинули столовую, большинство мест осталось пустовать и лишь кое-где продолжали сидеть люди, Либер вступил в помещение, выглядев при этом уставшим и измотанным. Когда он сел за стол, тихо поздоровавшись со мной, эта усталость проявила себя ещё сильнее. Лицо Либера казалось выжатым, и каждая его частичка говорила об истощении. Под глазами вырисовывались чёрные мешки. Еды он не взял.
—Почему не ешь? , не удержавшись.
Полусонным, болезненным взглядом Либер посмотрел мне в глаза и сказал с видимым непониманием сути моего вопроса:
—А по-твоему, это можно есть?
Суть его ответа была, однако, понятна мне более чем хорошо, и я с грустью в голосе спросил:
—Да, понимаю, но есть-то что-то нужно?
Оба мы знали, что вопрос этот был риторическим и что ответа он, как такого, не требовал, так что мы просто посидели с полминуты молча. Я снова заговорил:
—Да, еда, конечно, здесь омерзительная…
В этот момент Либер взорвался:
Омерзительная, говоришь? Да разве это вообще еда? Нееет… Это, – он указал на свою тарелку, – это вообще никакая не еда! Это долбаные помои! Вот то, что едят там „эти“ наверху, – это да, еда… А нас кормят сраными помоями! Вынужденный целыми днями убирать дерьмо, я прихожу сюда, и мне дают это же дерьмо, чтобы я его ел! Ты просто не представляешь, как мне тошно, как плохо, как омерзительно! Я так устал от дерьма! От дерьма на полу, от дерьма у меня в тарелке и от ходячего дерьма, называемого „человеком“! Дерьмо внутри, дерьмо снаружи, всюду дерьмо!
—Почему же не представляю? Очень даже представляю себе… Думаешь, ты один… – начал я спокойно объясняться, но он перебил и снова гневно завопил.
Его всего аж затрясло от переполнявших его ненависти, тошноты и отчаяния. Теперь его усталые глаза запылали синим пламенем, а правую щеку начало подёргивать.
—Что ты там себе представляешь? Что ты видел? Ничего ты не видел! Ничего ты ещё не знаешь! Тебе только предстоит во всём этом искупаться! А пока всё твоё отвращение – только от твоих излишних умствований! – кричал он
Не найдя, что ему ещё на это ответить, я сказал:
—Почему же ты думаешь, что я ничего не знаю? За столь короткий период времени, что я тут нахожусь, я увидел уже многое… Например, тех бедных людей внизу, людей наверху, Инэптаса. Поговорил с несколькими фанатиками, ел так же, как и ты, эту тошнотворную еду. Каждый день я вынужден был мыть палубу, и в этом тоже мало приятного… Это, конечно, лучше, нежели то, чем вынужден заниматься ты, но всё же… Твоё место работы я также видел… Выходит, что не так уж мало я знаю!
—Да, много ты знаешь… Всё это ещё цветочки, мой дорогой друг! Говоришь, ты видел место моей работы? Хорошо… Противно небось было, верно? Вот на этом примере я покажу тебе всю поверхностность твоих знаний… – Я настроился внимательно слушать. , всматриваясь мне глубоко в глаза.
Его рассказ не мог не вселять страх, и по всему моему телу даже пробежали мурашки. Но я принял решение сейчас не отдаваться скверным мыслям сполна. Я тихо отвечал:
—Да, я знаю о Ней, но ещё не размышлял об этом так. Я видел Её во Сне.
—Во Сне? – переспросил он
—Да, именно так, . Я долго брёл по Ней, пока не увидел лестницу…
—Лестницу? Хм… Интересно,
В условиях сложной геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия, активизация собственного созидательного творчества в самых разных областях становится одной из приоритетных задач страны. Творческая деятельность отдельного гражданина и всего общества может выражаться в выработке национального мировоззрения, в создании оригинальных социально-экономических моделей, в научных открытиях, разработке прорывных технологий, в познании законов природы и общества, в искусстве, в преображении человеком самого себя в соответствии с выбранным идеалом и т.
Данная работа представляет собой предисловие к курсу Санадиса, новой научной теории, связанной с пророчествами.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.
Константин Фрумкин – известный российский философ, культуролог. Он является одним из инициаторов создания и координатором Ассоциации футурологов.Для работы над сборником, который представлен вашему вниманию, К. Фрумкин привлек лучших российских футурологов, которые исследует наиболее интересные проблемы, связанные с образами будущего. Чем закончится современный кризис цивилизации, каким будет «постчеловечество», к чему приведет развитие «информационного общества», какой будет его мораль и какие принципы будут определять его существование – вот лишь несколько тем сборника.Позиции авторов не всегда совпадают, но тем интереснее читать эту книгу, в которой представлен такой широкий спектр взглядов.
Автор книги – известный религиозный философ – стремится показать, насколько простая, глубокая и ясная вещь «настоящая философия» – не заказанное напористой и самоуверенной протестантской цивилизацией её теоретическое оправдание, а честное искание Истины – и как нужна такая философия тем русским людям, которые по своей натуре нуждаются в укреплении веры доводами разума.В форме увлекательных бесед показаны не только высоты и бездны европейской философии, но и значительные достижения русской философской школы, уходящей своими корнями в православное мировосприятие.