Копейщики - [140]

Шрифт
Интервал

- Шлюпки, пришлите шлюпки, русские всех нас убьют!

«Альбион» стоял на рейде Гданьска, удерживаемый двумя якорями, и не собирался трогаться с места.

- Это - семьи варшавских повстанцев и шляхта из провинций, - офицер рядом с Андре обвёл рукой панораму порта. - Русские железной рукой наводят порядок в Польше. Если эти несчастные, бросая дома, бегут сюда и умоляют нас взять их на борт - я представляю, что творится в Варшаве. Говорят, Паскевич[198] расстреливает улицы города из пушек. Повстанцы ещё сопротивляются, но взятие Варшавы - дело времени.

- Почему мы не можем взять хотя бы часть этих несчастных на борт? - Андре смотрел в подзорную трубу на женщин и детей, на стариков и старух, на раненых, лежащих в повозках.

- Это военный корабль, а не госпитальное судно. И, кроме того - мы с русскими пока союзники и не имеем права вмешиваться.

Лейтенант - высокий белокурый малый - забрал свою трубу и приложил к глазам.

- Хотя, мне кажется, во всём этом больше паники и страха, чем настоящей опасности.

- А если нет, а если всё не так? – Андре показал рукой на раненых. – Видите?

- Вижу, но у нас есть приказ оставаться на кораблях. Если послушать вас, мы должны послать сухопутную армию и в Париж. Там тоже идёт резня и кровопролитие. Время революций, любезный. Время потрясений.

Мерон отвернулся и пошёл прочь. Он сбежал по трапу в кубрик и не выходил на палубу, пока «Альбион» на исходе второго дня не поднял якоря. Забирая полными парусами ветер с Востока, корабль вышел в открытое море.

Ещё через двое суток фрегат, оставив за кормой Ла-Манш, подходил на малом ходу к причальным стенкам Портсмута. Андре впервые увидел сухие доки города, тюдоровскую каракку «Мэри Роуз» и чёрный корпус судна с обломками трех огромных мачт, утраченных в Трафальгарском сражении. Отсалютовав пушечным выстрелом стоящему на вечном приколе линейному кораблю «Victory» - легендарному флагману адмирала Нельсона - «Альбион», брошенными на сушу канатами был подтянут к пристани.

Мерон, сложив свои немногочисленные вещи во флотский мешок, вышел на палубу и, махнув на прощанье рукой вахтенному офицеру, сошёл на берег.

Холодный ветер, гуляющий по пирсу, заставил его поднять воротник морского офицерского плаща, подаренного ему Сент-Джоном.

«Теперь главная цель – замок Келли», – Андре закинул мешок на плечи, поправил наконечник, привязанный к бедру, и, чуть покачиваясь на непривычно устойчивой земле, пошёл прочь от моря…



 Глава 2

Наконечник


…Он сидел в деревенском кабачке в получасе пути от замка. Кружка горячего эля согревала тёплыми глиняными стенками замёрзшие ладони. Огонь в очаге за спиной потрескивал сухими поленьями. Внутри помещения в этот ранний час никого не было. Только за дубовой стойкой возился с посудой хозяин кабачка, да в углу на колченогом стуле сидел старик и с интересом разглядывал Мерона.

Андре поднял кружку вверх, устало подмигнул старику и большим глотком допил остатки эля. Старик крякнул, с грохотом отодвинул стул, взял своё пиво и, шаркая по полу ревматическими ногами, подошёл к Андре.

- А ведь я помню Вашу милость. То-то смотрю - лицо знакомое. Да вот только шрамы портят всю картину. Знавал я вас чуть моложе и румяней. А тут ваш морской офицерский плащ смутил меня. Вы ведь в замке Келли лет десять назад гостем доводились тамошнему хозяину. Давно это было. Но я вас всё-таки узнал. А вы помните меня?

Завсегдатай кабака был рад поговорить. В деревне одиноким старикам скучно.

Андре напряг память, но лицо крестьянина было ему незнакомым. А тот, увидев наморщенный лоб Мерона, с вдохновением человека, который слишком долго молчал, продолжал:

- Да где вам меня припомнить! Если ваша милость позволит, я рядом присяду, а то ноги чего-то не держат. Эх, было время! Будь я помоложе - пошёл бы на флот, как вы. Да не хочу, – старик уже забыл о своём преклонном возрасте. - Разве нынешние адмиралы чего-нибудь стоят? А в моё время, хоть Нельсон и был одноглазый, а любого из нынешних за пояс бы заткнул. А вы, значит, флотским стали… Так и подумал, что меня не узнаете... А ведь это я возил молоко в тот замок, - он неопределённо махнул рукой в сторону окна. - А вот пора настала - и возить-то не для кого, опустело гнездо, разлетелись птички. А вы - ну писаный красавец, хоть и шрамы. Возмужали вы, ваша милость.

- Как - некому? - вдруг опомнился Андре, прерывая старика на слове.

- Так ведь съехали все. Сначала вывозили книги, много книг. Дай Бог памяти, повозок десять и - всё за неделю. А потом, однажды ночью, слышу на улице конский топот. Ну, не поленился, встал, выглянул в окошко - да только увидел, как сверкнули копыта последней лошади. Верховых пронеслось десятка два. Можете мне поверить. Уж слишком много следов утром увидел на дороге. И все в сторону замка. А ещё через полчаса слышу - стреляют. Ох, и страху натерпелась вся деревня! Вышли было на улицу - да где там! Со страху опять попрятались. Как услышали по-новой стук копыт, так опять и разбежались по домам. Да только вот обратно, как будто дьявол их гнал, прости Господи, - старик перекрестился, - лошади без всадников проскакали. Ну, утром собрался народ, взяли косы, да и пошли смотреть… а замок-то - пустой. Ни единой души.


Рекомендуем почитать
Колдоискатели

Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?


Философия пожизненного узника. Исповедь, произнесённая на кладбище Духа

Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.


Где они все?

Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?


Стихи

Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.


Рай Чингисхана

Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.


Родное и светлое

«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.