Копейка - [20]

Дотянувшись правой рукой до затылка, я осторожно ощупал его. Каждое моё движение сопровождалось болью и удивлением. От макушки головы всю затылочную часть занимала какая-то липкая «грелка», заполненная тёплой жидкостью. Прикасаться к ней было невыносимо больно, и казалось, что она через оголённые соединения напрямую подключена сразу ко всей моей нервной системе.

Я лежал на чём-то твёрдом и прохладном, лежал на правом боку. Вращать головой я не рискнул, поэтому осматривался только движением одних глаз. То, что находилось за моей спиной я не видел, но левая рука, которую я отвёл назад, сразу упёрлась в твёрдую ровную преграду. Похоже, я лежал у стены небольшого помещения с правильной геометрией. Всё видимое пространство было слабо освещено серовато-зелёным светом, причём отдельных источников этого света я не видел. Только когда глаза привыкли к этому необычному сумраку, я понял, что светятся сами стены, пол и потолок.

В стене напротив я разглядел проём. Он был чуть светлее, чем остальные поверхности, и имел форму трапеции, сужавшейся кверху. Я предположил, что за проёмом расположено более объёмное и лучше освещённое помещение. Тогда, где сейчас находился я: в подсобке, в чулане, в тюремной камере?

Я не был ни связан, ни прикован, но это и не требовалось. Одно лишь предощущение болевого спазма напрочь убивало желание садиться, тем более вставать. Но и лежать в позе эмбриона, беспомощно ожидая своей участи, было нельзя.

Рядом со мной не было никаких предметов, только ровная поверхность пола. Пропажа топора была естественна, ведь побеждённым оружие не оставляют. Я проверил карманы – они тоже были пусты. Исчезли мобильник, маркер и все ключи, в том числе от «копейки». Наручных часов и налобного фонарика не было тоже. Это ещё хорошо, что после развенчания исландской версии я перестал брать с собой документы и деньги.

По всем раскладам выходило, что меня оглушили, обчистили и бросили в какой-то подвал. Сила, которая это сделала со мной, явно обладала разумом. В её действиях была последовательность и логика, к тому же моё теперешнее пристанище было точно искусственного происхождения. Маленьким плюсом являлось то, что мне оставили возможность передвигаться. Но из этого же следовал огромный минус – здесь я ни для кого не представлял опасности и был полностью во власти чужой и враждебной воли!

И в подтверждение этой моей догадки раздался отдалённый звук – скрежет металла о камень. И усиливаясь, этот звук стал приближаться! Казалось, что кто-то идёт ко мне по длинному коридору и металлическим прутом ведёт по шершавой бетонной стене. Скрежет этот циркулярной пилой разрезал мне позвоночник, приближаясь по спинному мозгу к гудящей голове.

Меня вдруг пронзила вспышка гнева. Захотелось вырвать эту железяку и ей же бить, кромсать и калечить своего мучителя, кем бы он ни оказался! И поддавшись этой вспышке, я было дёрнулся, но тут же замер, отрезвлённый болью.

Непереносимый звук раздавался уже совсем близко. Мне даже показалось, что сквозь него слышны шаги и дыхание. Я уже не чувствовал боль – ужас, охвативший меня, стал наркозом. Широко раскрытыми глазами я смотрел на проём, который становился всё светлей и светлей на фоне мрака, сгущавшегося вокруг меня.

Внезапно звук оборвался, и в проёме возникла чёрная тень.

Бункер 31

Это был человек! Я смотрел на него снизу вверх, и он показался мне очень высоким. Он возвышался надо мной, постукивая длинной узкой палкой по боковой грани проёма. Из-за разницы в освещении – снаружи было заметно светлее, чем внутри – я не мог видеть его лица. Он стоял неподвижно, двигалась только его правая рука, мерно отстукивая какой-то ритм или счёт. Так продолжалось с минуту. Наконец, издав странное сипение, этот человек сделал два шага и ударил своей палкой меня по бедру. Удар был хоть и чувствительным, но не из тех, что ломают кость. Затем он снова занёс палку надо мной, и я рефлекторно сжался.

Но следующего удара не последовало. Видимо, он посчитал законченной процедуру по закреплению нашего текущего статус-кво: хищник и жертва. Поэтому, не церемонясь, он рывком посадил меня на пятую точку, а затем стал стаскивать мою куртку. От резкой боли я чуть не потерял сознание. Чтобы не упасть, я упёрся левой рукой в пол. Я морщился и ждал, пока он стянет мой правый рукав. И освободив половину куртки, он грубо повалил меня обратно, после чего снял её уже полностью.

Первым делом он обнюхал новый трофей, а потом стал исследовать карманы. Объёмные нижние карманы представляли для него особый интерес. Похоже, что он мысленно примерял их к каким-то своим пожиткам и остался этой примеркой доволен. Он скомкал куртку, засунул этот комок себе под левую подмышку и собрался было уходить.

Уже стоя в проёме, он обернулся на меня и замер. Потом вернулся в мою камеру и сделал рукой сложное спиралеобразное движение. И в этот же миг помещение наполнилось мягким зеленоватым светом. Словно вкрапления более яркой породы, засветились многочисленные точки на стенах, в полу и на потолке!

Теперь я мог разглядеть своего тюремщика. Он был худ, жилист и абсолютно гол. На его голове и теле не было ни единого волоска, а кожа была бледная с серовато-землистым оттенком. Смотреть на него было неприятно, так же как на лежалую ощипанную курицу. Можно было сказать, что внешность у него была типичной для жителя подземелья, если бы не его глаза. Они были тёмные, почти чёрные, и мне показалось, что я их где-то уже видел. И этими своими «угольками» он уставился под мой прижатый к груди подбородок. Что-то там притягивало его взор. Он подошёл и наклонился ко мне. Затем цепкими холодными пальцами вытащил из нагрудного кармана моей рубашки плоский прямоугольный предмет.