Конунг - [54]

- Не могу поверить, что нет больше горы Бьеорк!

Гендальф и Визард в один голос вскричали:

- Конец пришел твоему гнезду!

Они не сомневались: узнав о произошедшем, Косматый теперь ни перед чем не остановится. Но и без этого было ясно: вот–вот запахнет в здешних местах большой кровью. Тот самый Атли, который рассказал о намерениях Харальда, узнав об осквернении священной вершины, забрал на корабль свою семью и скарб. Над его жилищем поднимался дым, а сам он торопился уйти из фьорда — что есть силы гребли его люди. За ним последовал Гримвольв Сеть. И еще несколько кораблей готовились отплыть. Те же, кто собрались возле ярла, ожидали распоряжений своего господина. Викинги и бонды переговаривались между собой, что сейчас–то сыну Олафа и следует выбирать: либо взять оружие и выступить навстречу судьбе, либо сидеть здесь сиднем. Ничего иного больше ему делать не остается. Оставшиеся верными дружинники не сомневались в том, что ярл прикажет готовить Птицу.

Тогда Рюрик сказал им:

- Эйольв полез освободить козленка, а освободил меня.

И всех их оставив на берегу и не захватив с собой ни кольчуги, ни щита, ни секиры, направился к горе Бьеорк, чем поверг в отчаяние своих людей. И тогда одни дружинники бросали свои мечи на землю, а другие обращались к небу, бранились и молили богов вернуть рассудок ярлу.

А Рюрик восклицал, словно не слыша их брани и мольб:

- Даже посоха не захватил с собой тот, которого считали убогим хромоножкой!

И когда Рюрик–ярл поднялся на гору и встал на лысой вершине, то увидел простор моря, стаи чаек и вдали — корабли Харальда. Но даже самые большие из них казались лишь крохотными щепками возле его ног. И, увидев это, Рюрик–ярл впервые за много лет рассмеялся.

Вот что сказал сын Олафа морю и Харальду:

- Дрожащего козленка полез спасть дурачок Эйольв, а освободил меня.

Тем временем собрались в доме ярла те, кто решил разделить с ним судьбу. Были среди прочих Визард, Гендальф, Стари Большая Ладонь, Свард–кузнец, Гудмунд Рыжий, тот самый, чей хутор в свое время разорил Свенельд, бонды Трувор и Синеус, а кроме того, Аскольд и Дир — предводители русов.

Гудмунд сказал:

- Косматый не посмеет войти в Бьеорк–фьорд. У нас достаточно воды и пищи.

Рюрик воскликнул:

- Горы больше нет! Что теперь толку сидеть в крошечном фюльке?

Посмотрев на Рюрика, Стари Большая Ладонь тихо заметил Визарду:

- Не узнаю сына Олафа! Подменили его после того, как дурачок Эйольв осквернил вершину. Впору нам вниз головой кидаться в воды фьорда, а он сияет, словно сам заделался у норвегов правителем.

Кормчий тихо ответил, покачивая головой:

- Ну разве Рюрик не безумен? Когда Кьятви и Бранд пришли упрашивать его править над ними, отказался, посчитав себя недостойным рабом. Теперь же, когда самые последние воины разбежались и даже Альдвис увел своих отщепенцев, по которым, честно сказать, плакал топор Харальдова палача, — вон куда вскарабкался вслед за Эйольвом. И ведет себя победителем. По всему видно — он решил оскорбить Одина и Тора! Разве можно сделать такое в здравом рассудке? Скажу больше — если бы я не дал клятву его отцу Олафу — ни за что бы с ним не остался на такой позор.

Во дворе ожидали бьеоркского ярла последние воины из норвегов, те, которые были еще в дружине Удачливого. Выступил вперед старый Магнус и вот что от имени всех объявил:

- Харальд прислал к нам человека сказать, что сохранит жизнь последним из дружины Олафа в случае, если покинем тебя и перейдем к нему на службу. Знай также, что некоторые из окружения Харальда советовали нам отнять от плеч твою голову и поднести ее Косматому, но Харальд не согласился. И велел передать, что ждет тебя у выхода из Бьеорк–фьорда. Памятуя прежние твои подвиги, желает он подарить тебе возможность уйти из Мидгарда в битве, как полагается воину и победителю мертвеца. И еще скажем: после того, как ты отвернулся от нас и оскорбил богов, поднявшись на Бьеорк–гору, мы не считаем тебя больше своим господином, ибо человек умный и знающий свое место такое не замыслил бы.

Рюрик сказал:

- Не желаете быть со мною — ступайте к Харальду!

И повернулся к тем бондам, которые тоже пришли во двор. Бонды молчали и глаза отводили, ибо конунг обещал помиловать тех, кто отвернется от Рюрика и присягнет ему, Харальду, как правителю всех норвегов. Почти вся земля при этом должна была отойти к Харальдовым лендрманнам, но решившие остаться хозяева сразу же согласились. Правда, о прежней свободе теперь могли они только мечтать, но своя голова ближе к телу.

Когда ярл узнал о решении бондов, он сказал:

- Нет уже Бьеорк–горы. Дурачок оказался посмелее многих храбрецов и всех освободил. Но, вижу, страх по–прежнему правит людьми фьордов. Неужели бонды готовы надеть новую цепь?

Как всегда, его слова оказались непонятны. Бьярни Тоскун, хозяин хутора Волчья Впадина, заметил тем, кто стоял рядом с ним:

- Молчун так повел дело, что сделался настоящим голодранцем, и на его веслах сидят русы. Против себя настроил он и Одина, и Тора. Любой здравомыслящий викинг, от него теперь шарахается, как от чумного: он ведь все, что копили его дед и отец, потерял из–за своей блажи. Дорога ложка к обеду, снявши волосы по голове не плачут! Наш ярл поначалу так постарался, что Косматый захватил всю Норвегию, — а теперь невесть кем себя мнит, оставшись с одной плошкой. Хорош же он — нищий, которому ничего больше не остается, как отсиживаться в норе, чтобы из его черепа не сделали посудину. Будет он вождем если только ладожским разбойникам — да и то, думаю, ненадолго!